Шоколадник
Шрифт:
По-прежнему со связанными руками по бокам, Райан нюхает воздух и спрашивает:
— Где дядя Креб, мама? Я чувствую его запах.
Табби гладит ему затылок, ничего не говоря. Судя по всему, её расстройство желудка успокоилось, возможно, в ответ на оцепенение, которое она чувствует после дневных событий.
— Если я хорошо знаю своего брата, думаю, нам следует начать с дома.
Он поворачивается к Изабелле, массивное тело которой стоит на фоне сада его детства. Если бы это было летом, Джеймс мог бы прищуриться и представить, что там стоит
— Может, тебе стоит пойти прямо к источнику? — говорит Джеймс Изабелле. Он указывает на сарай позади сада. — Я думаю, ты сможешь найти его там, если получится войти.
Изабелла кивает и уходит, размахивая пистолетом, в то время как другая рука сгибается рядом с ней.
Джеймс целует липкую щёку жены.
— Ты уверена, что не лучше будет ждать в машине?
Табби качает головой, её кожа становится бледной. Она берёт своего сына, как когда он был малышом, одной рукой под его зад, а другую держа на его спине. Она идёт к задней двери дома и заходит внутрь, крепко прижимая его к себе.
У Джеймса нет ни надежды, ни планов, поскольку он впервые за двадцать два года ступает по этой кухонной плитке. Он осматривает пол и ведущий от него холл, вспоминая происхождение каждого старого пятна, которое он видит. Давным-давно здесь остались счастливые воспоминания, но сегодня Джеймс может припомнить только ужас.
Он кладёт руку на плечо Табби.
— Слушай…
Откуда-то изнутри раздаётся шлёпок.
Джеймс вздрагивает, мурашки пробегают от спины к ногам, так что ему приходится опереться о центральную стойку кухни.
— Нам нужно подняться на чердак дома, — говорит он и продвигается вперёд вместе с Табби и Райаном.
Райан смотрит на гнилой интерьер дома, как будто смотрит на дворец. Табби продолжает гладить его спину, её глаза остекленели, поскольку она, кажется, всё глубже погружается в себя. Это не та Табби, которую Джеймс знает и любит, но, возможно, как и он, она уже потеряла надежду. Единственная разница между ними в том, что Джеймсу пришлось готовиться всю свою жизнь, и теперь, когда его день расплаты настал, это почти болезненное облегчение.
Джеймс слушает, поднимаясь по лестнице, убеждая себя, что слышимые им шлепки — это не тот случай, когда история повторяется.
Он представляет, как Креб говорит:
«Приходи посмотреть, дорогой брат… Посмотри, что получает твоя дочь…»
Джеймс съёживается от воспоминаний о Кребе и его матери.
Наверху лежит насыпь экскрементов, смутно напоминающая человеческое существо. Ни Джеймс, ни Табби не комментируют увиденное.
Ритмические шумы становятся громче, когда они достигают нижней части второго пролёта лестницы, и сопровождаются сильным зловонием. Джеймс с любопытством отмечает, что он не упирается и не кривит губы от вони.
— Что это? — спрашивает Табби, наконец заговорив.
— Шоколад, — говорит Райан с чувством благоговения.
— Кто там наверху? — Джеймс зовёт.
Шлепки
Что-то скользит по полу, перемещая фрагменты мусора при движении. Раздаются звуки пружин, а затем наверху ступенек появляется тёмная фигура.
По сравнению с измученным телосложением этого стража худощавость Креба выглядит как телосложение бодибилдера. Его голова представляет собой жёлтый скользкий череп. Его безгубый рот пускает слюни тонкой коричневой струйкой по пенистым рёбрам, а его руки лишены жира, но покрыты пятнами на желтушной, как бумага, коже. Он тянется к перилам судорожным рывком, и когда он делает ещё один шаг, его костлявая ступня слипается при приземлении.
Это не Хейли, и, несмотря на тревожное видение, Джеймс почти вздыхает с облегчением.
От почти скелетной фигуры отражается луч света.
На запястье у него серебряная цепочка.
Перед этим неожиданным зрелищем Джеймс встаёт неподвижно. Он задаётся вопросом, возможно ли то, что он теперь подозревает? И он представляет, как его ужасный брат копает старую могилу, хихикая, пока работает. Бейсбольная бита, которой он был готов орудовать, с грохотом упала на пол. Он задыхается от шока ужасного видения, и единственное слово слетает с его рта.
— Папа…
Почти мумифицированное тело его отца делает шаг вниз. Его горло свистит, когда он говорит:
— Ты пришёл за шоколадом для маленькой Хейли?
Джеймс наблюдает, как призрак спускается по лестнице, и чувствует тошнотворную благодарность, когда Табби передаёт ему Райана, берёт бейсбольную биту и поднимается. Он отворачивается, но слышит каждый удар, каждый из которых происходит со звуком упавшего глиняного горшка. Нет ни криков протеста, ни заметной борьбы; всего лишь серия сухих ударов, когда Табби измельчает его отца в ломкие кусочки, которые стучат и звенят о доски.
Отец Джеймса пыльно хрустит под ботинками, когда они поднимаются в старую спальню Креба.
Дверь разбита пополам, но отдельные верхний и нижний сегменты остались прикрепленными к своим петлям. Кровать Креба, теперь запятнанная временем и древними следами экскрементов, была сдвинута к дверному косяку, чтобы заблокировать вход. За ним запах — источник закупорки лёгких.
Куча экскрементов, такая огромная, что её можно назвать айсбергом из дерьма, заполняет комнату, а в её центре, высунув голову из пика, находится Хейли. Её лицо чистое, но остальная часть её тела полностью погружена в дерьмо, поддерживая её.
Куча мерцает.
— Хейли! — Табби плачет.
Их дочь открывает глаза. Она кашляет от едкого запаха, когда пытается пошевелиться, но не может сдвинуться.
— Не двигайся, — говорит Джеймс, всё ещё восхищаясь своей новообретённой способностью противостоять ядовитому запаху.
— Папа, мама? Как… — Хейли замолкает, затем спрашивает: — Почему Рукиан связан?
— Всё в порядке, Хейли, — говорит Джеймс. — Только не допускай, чтобы хоть капля из этого попала тебе в рот. Я не могу и тебя потерять.