Шоковая волна
Шрифт:
— О конвертере прямого превращения энергии в силу. Насколько я поняла, мы для получения пара расщепляем атом, а пар дает нам электричество. Так вот, русские обошлись без пара. — Я почувствовала, что мое бездарное объяснение и то, как я подбирала слова, все же зацепили его. Это не делало мне чести, как журналисту, и могло помешать выполнению своей задачи, если Хиггинс все узнает.
Но Хиггинс отнюдь не был дураком. Он тут же сказал:
— Что ж, это устранит главный загрязнитель атмосферы. Лори, соединись с Борком. Узнай, может ли он
Пока Лори звонила по телефону, Хиггинс объяснил мне, что Хью Борк это декан новой, только что созданной Школы науки и технологии.
— Они теперь так тесно связаны. Я не люблю элитные группы. Все знаменитые физики ушли, когда иссякло субсидирование. Известные имена. После Эйнштейна о ком еще вы слышали? Я хочу, чтобы вы познакомились с Борком. Это человек-находка. — Хиггинс ждал результатов телефонного разговора Лори.
Стол с телефоном стоял за диваном. Лори пересказывала Хиггинсу то, что говорил ей декан.
— Он на ленче в Бюро фермеров, должен выступить там.
— Дай мне самому договорить с ним.
Хиггинс обошел стол и поудобней уселся на его край. Он говорил с деканом по-приятельски, как в клубе, с чуть заметными отеческими нотками в голосе. Он спросил Борка, что тот собирается говорить собранию упрямых республиканцев. Хиггинс, продолжая разговор, добавил себе виски из графина и сообщил Борку о моем приезде и задании. — Я хотел бы, чтобы вы познакомились, пока она здесь. Хочу, чтобы она написала о моих мыслях и чувствах по отношению к университету. Когда ты сможешь увидеть ее, Хью? — Помолчав, он обратился ко мне. — В половине пятого вас устроит?
Я согласилась.
— Хью, ты знаешь что-нибудь о русских, превращающих энергию в электричество? Форбс рассказал ей об этом в поезде.
— Теперь мне кажется, что как бы я ни описывала эту сцену, все читалось бы как пародия. Именно таким мне казались и сам телефонный разговор и реплики Хиггинса. Без сомнения, это чувство усугублялось еще моим полным невежеством в науке, да и тем огромным контрастом между такими фигурами как Хиггинс и Форбс. Разговор по телефону продолжался, хотя Хиггинс теперь больше молчал и слушал, что говорили на другом конце провода.
Лори снова наполнила мой бокал. Мне хотелось спросить ее, как давно она работает у Хиггинса, но поскольку я не знала ни ее статуса, ни должности, то благоразумно предпочла не задавать таких вопросов. У Лори было недоброе лицо. Такое впечатление создалось у меня при первом взгляде. Но это было, пожалуй, не так, просто она умела контролировать его выражение. Любой, кто попробовал бы чем-то удивить ее, так никогда бы и не узнал, удалось ли ему это.
— Вы живете в Нью-Йорк Сити, миссис Осборн?
— Миль пять к северу.
— Когда мой муж был жив, мы часто бывали в Нью-Йорке. Вы слыхали о моем муже?
— Нет.
Я не была уверена, что она поверила мне. Помню, что Хиггинс, представляя ее, назвал лишь ее имя,
— Фамилия Мюллер вам что-то говорит?
— Возможно, скорее что-то напоминает, — ответила я. — Да, что-то очень далекое.
— Его обвиняли в растрате государственных денег пятнадцать лет тому назад. Он повесился перед началом суда.
Я отпила глоток виски и промолчала, подумав, зачем мне эта информация. Не было ли это частью его, Стива Хиггинса, политической легенды: работодатель с сердцем большим, чем его грехи.
Лори продолжила свои объяснения:
— Я всегда сама сообщаю это таким персонам, как вы, например. Так никто не застанет меня врасплох каверзным вопросом. Меня этому научил Клинт Мак-Доуэлл, наш сотрудник по связям с общественностью. Он называет это вакцинацией.
Закончив разговор, Хиггинс снова уселся в кресло-качалку и спросил:
— Знаете, кто первым открыл способ, которым теперь похваляются русские? Томас А. Эдисон. Что вы скажете на это?
Я что-то пробормотала в ответ.
— А теперь с чего начнем: с хронологии или психологии?
— И с того и с другого. Например, расскажите мне, как мальчишке из трущоб Ист-Молайна удалось за двадцать восемь лет стать владельцем такого огромного поместья, как «Эрмитаж» с его шестьюстами акрами земли?
— Умение предвидеть и перепродажа заложенной недвижимости. Это было в 1930 году.
Хиггинс был убежден, или во всяком случае утверждал это, что его ценнейшим качеством и капиталом была его любознательность. Он попробовал себя во множестве разных дел, ибо чертовски хотел знать, как их следует вести и каковы их секреты.
— Это относится и к моему первому, и, пожалуй, единственному незаконному бизнесу: контрабанде спиртного в годы «сухого закона». Однако я не был просто бутлегером, ибо все деньги, добытые таким нечестным путем, я вкладывал в производство спиртного. Биржевой крах 1929 года и отмена Восемнадцатой поправки о введении «сухого закона» помогли мне продать свой бизнес фирме, чье виски славилось еще с тех времен, когда жажда к бурбону начала сменяться жаждой власти. Вы окольными путями пытались узнать, на какие деньги я купил «Эрмитаж»? Вот вам мой ответ.
Я, как каждый ирландец, жаден до земли, Кэйт, а этот большой ее кусок в те времена был не по зубам слабаку. Бы небось помните или хотя бы слышали о пыльных бурях, засухах и демпинговых ценах на молоко из-за неустойчивых цен на корма? О возросшем спросе на землю и нехватке ее. Вот вам ситуация. Я стал горячим сторонником «Нового курса» Рузвельта.
Я проучился семестр в школе Управления сельским хозяйством и, вернувшись домой, применил все, чему меня там учили. Я распахал те сто акров, что были под хлопком, и остальные, что были под зерновыми, я перестал доить коров, резал свиней и закапывал их мясо в землю, а по ночам сидел на крыльце, положив ружье на колени, потому что соседи грозились убить меня.