Шоншетта
Шрифт:
Вот красная гостиная на улице Давио, роскошная, но пропитанная скукой этого излюбленного квартала бордоской коммерческой аристократии. С хозяином дома Дюкатель познакомился в клубе; это был один из тех вечно юных креолов с короткими, седеющими волосами и подстриженными усами, разговор которых представляет странную смесь деловитости и детской наивности. Он был пятью годами старше Дюкателя, но казался моложе и подвижнее, потому что не переживал тяжелых походов. Они быстро подружились.
– Я получил несколько бутылок великолепного хереса, – сказал однажды де Порри Дюкателю, – приходите завтра утром попробовать его;
Дюкатель и теперь еще помнит странный выговор креола: «бойшое удоойтсье». Зачем в тот день он не отказался от приглашения? Зачем слепой случай избавил его от обязанностей службы, доставив ему удовольствие позавтракать вне офицерской столовой?
Де Порри целый час водил его по всему дому, показывая ему обширные подвалы; когда прозвонил звонок к завтраку, они пошли в столовую. И там он увидел «ее».
«Кто она? Жена, дочь или любовница де Порри?» – подумал Дюкатель, но хозяин тотчас же представил его:
– Полковник Дюкатель, мадемуазель Жюльетта де Порри, моя дочь.
За завтраком разговаривали мало; полковник придумывал, о чем бы заговорить, но все казалось ему банальным и скучным. Жюльетта принимала мало участия в разговоре, но председательствовала за столом, как опытная хозяйка дома. Когда херес несколько ободрил гостя, и он не без некоторого хвастовства рассказал несколько коротких эпизодов из военной жизни, Жюльетта выслушала их, по-видимому, с интересом. А в конце завтрака он встретил взгляд молодой девушки, пристально устремленный на него, и… потупился.
С этого дня Дюкатель стал приходить в дом де Порри, сперва под разными предлогами, потом и без предлогов, пользуясь полной безучастностью к его визитам самого де Порри, притом почти никогда не бывавшего дома.
Жюльетта, казалось, начала находить удовольствие в его обществе; она призналась ему, что терпеть не может Бордо, где живут такие глупые люди; страшно скучает по монастырю Святого Петра, откуда отец взял ее, как только ей исполнилось шестнадцать лет (теперь ей было восемнадцать), и наверное умрет от сплина, если еще хоть год проживет в этих условиях. В один вечер полковник очутился в красной гостиной, у ног юной красавицы; он жадно покрывал поцелуями ее руку, а она не отнимала ее и только тихонько посмеивалась. И Дюкатель дал себя убаюкать мысли, что Жюльетта любит его. Однако его любовь, первая, захватившая его всего, была с самого начала полна тревог и опасений: он был стар для своей невесты; он полысел раньше времени; две войны, в которых он участвовал, состарили его. Однажды Жюльетта в раздумье спросила его, действительно ли он моложе ее отца?
Они все-таки поженились. При воспоминании о первых месяцах их брачной жизни, кровь и теперь еще бурно прилила к сердцу старика. Он увез Жюльетту в Испанию, потом в Италию, а, когда кончился его отпуск, – вышел в отставку, чтобы ничто не нарушало сладостей неги этого периода их любви. Любила ли она его на самом деле? В последние пятнадцать лет он постоянно задавал себе этот вопрос, и всякий раз отвечал на него: наверное, любила; она была искренняя, по крайней мере, в продолжение известного времени. Долго тянулся их медовый месяц; утомившись путешествиями, они поселились в Берри, в Супизе.
Жюльетта, казалось, была вполне удовлетворена тихой, мирной жизнью, которую они вели, уединясь, как в первые дни после свадьбы. Их любовь, дала
Они наслаждались счастьем еще два года. Это были годы упоения, но протекли они чересчур быстро. Зиму они проводили в Париже, в мрачном особняке, где Жюльетта являлась солнечным лучом; с первыми летними днями возвращались в Супиз, где их изредка навещали немногочисленные друзья, не пугавшиеся деревенской тишины и уединения; это были старая тетка Дюкателя, кое-кто из офицеров, также уже не молодых, кроме одного, которого Дюкатель и его жена звали просто Марселем и которого полковник полюбил как родного сына, с тех пор как молодой человек, еще будучи поручиком, спас ему жизнь в одном из походов.
Марсель часто проводил в Супизе целый месяц, это обыкновенно бывало летом. После его отъезда супруги вновь возвращались к уединению деревенской жизни, добровольно ограничивая сферу своей жизни занавесами алькова, Жюльетта была по-прежнему нежна, никогда не уставая ласкать супруга, и не выказывая отвращения к ласкам. Она сама просила мужа не приглашать в Супиз много гостей, чтобы не было лишних свидетелей их супружеской любви. Неужели все это было одно притворство? Все сердечные излияния – обман? Нет, не может быть! Нельзя так долго играть роль, ничем не выдавать себя; между тем нежность Жюльетты нисколько не ослабевала, напротив, с рождением ребенка она стала еще горячее…
Пока Дюкатель, погруженный в размышления, бодрствовал у тела покойницы, час проходил за часом; наступил день, и явилась Шоншетта, в сопровождении мадам де Шастеллю. Все еще под впечатлением смерти Луизы, она была особенно потрясена этим вторым ударом. Стоя на коленях у изголовья усопшей, она долго целовала ее морщинистые щеки, на которые смерть уже наложила свою печать. Сердце твердило ей о беззаветной преданности бедной мулатки, говорило, что с Диной умрет и вся поэзия ее странного детства. И как же быть с отцом? Кто будет ухаживать за ним? Способна ли Нанетта на такое же самоотвержение, на такую же верность, как Дина? Ведь она так упряма и болтлива!
Мадам де Шастеллю вместе с Шоншеттой распоряжалась похоронами; Дюкатель не пожалел денег, и церемония вышла довольно торжественная. В тот же вечер Шоншетта, вся в слезах и с тяжелым сердцем, простилась с отцом. Перед отъездом она долго наставляла Нанетту, как ухаживать за больным господином, и взяла с нее слово писать в Вернон обо всем, что будет происходить дома.
Дюкатель смотрел вслед карете, увозившей его дочь, и с тревогой думал, что через два месяца Шоншетта кончит свое учение и вернется домой навсегда. Что тогда делать? Горький опыт показал ему, что он не должен жить в одном доме с нею. Отослать ее в Супиз? На некоторое время это возможно, но потом? Оставался только один выход: выдать Шоншетту замуж, но для этого со стороны отца требовались хлопоты, которые были противны ему.