Шопоголик среди звезд
Шрифт:
– Ого, Сара Джессика Паркер! Она в Лос-Анджелесе? Ты ее видела?
– Нет.
Сьюз вздыхает.
– А кого-нибудь известного встретила?
Этот вопрос мне не задал только ленивый. Мама, папа, наши соседи Дженис и Мартин, все до единого. Я уже устала отвечать: «Нет, никого не встретила». Хотя на самом-то деле встретила. Да, я обещала никому не говорить. Но Сьюз – моя лучшая подруга. Ей можно, это не считается.
– Сьюз… – полушепотом начинаю я. – Я тебе кое-что скажу, только ты никому ни слова, ладно? Даже Тарки. Никому. Серьезно.
– Хорошо, – широко распахнув глаза, кивает Сьюз. –
– Я встретила Лоис Келлертон.
– Лоис Келлертон? – Сьюз резко выпрямляется. – Боже мой! И молчишь!
– Уже не молчу. Но я ее не просто встретила…
Сьюз – самая лучшая в мире собеседница. Слушая, как я поймала Лоис Келлертон на воровстве в магазине и как погналась за ней по улице, она то и дело ахает, зажимает рот рукой и восклицает: «Не может быть!»
– …и я обещала никому не рассказывать, – заканчиваю я.
– Я не проболтаюсь, – заверяет Сьюз. – Да и потом, кому? Детям? Овцам? Тарки?
Мы прыскаем от смеха. Для Тарки само имя Лоис Келлертон – непонятный набор звуков.
– Все равно странно. – Сьюз морщит лоб. – Даже не верится. Зачем крупной кинозвезде красть носки?
– Я тебе еще не все рассказала. – Я лезу в карман. – Смотри, что меня ждало в отеле.
Мне самой по-прежнему с трудом верится. Случилось это в последний наш день в Лос-Анджелесе, когда я пробралась в вестибюль поговорить с глазу на глаз с администратором о счете за мини-бар. (Незачем Люку знать, сколько шоколадок я съела.) Консьерж при виде меня оживился: «О, миссис Брендон, тут для вас оставили».
Меня ждала элегантная белая коробочка, в которой обнаружилась маленькая серебряная шкатулка с гравировкой из двух слов: «Бекки, спасибо!» Ни записки, ничего. Но я сразу поняла, от кого это. Видимо, Лоис меня отыскала. Ну, то есть ее подручные.
Я показываю шкатулку Сьюз, и та заинтересованно вертит на ладони.
– Ух ты! Красивая.
– Да.
– Это, получается, вроде подкупа?
Подкупа?
– Никакой это не подкуп! – оскорбляюсь я.
– Нет-нет, – тут же идет на попятную Сьюз. – Прости, я хотела сказать…
– Это в знак благодарности. Видишь, тут написано «Спасибо».
– Да, правильно. Я это и подразумевала. Благодарность. – Сьюз горячо кивает, но слово «подкуп» уже не идет у меня из головы.
– А какая она, Лоис? – допытывается Сьюз. – Как выглядела? Что сказала?
– Очень худая, даже тощая. И замученная. Мы с ней, в общем-то, и не говорили толком.
– У нее сейчас тяжелый период. Какие-то сложности с последним фильмом. Миллионное превышение бюджета и слухи не самые хорошие. Она впервые решила выступить продюсером, но, видимо, замахнулась на непосильное.
– Правда?
– Да, – с видом знатока кивает Сьюз. – На студии говорят, что из-за своей стервозности она поссорилась почти со всей съемочной группой. Будешь тут исхудавшей и замученной.
Ничего себе осведомленность!
– Сьюз, откуда такие сведения? Опять смотрела Кэмберли по кабельному? – прищуриваюсь я с подозрением.
Самое популярное сейчас в Штатах ток-шоу. Все называют Кэмберли новой Опрой, каждый еженедельный выпуск пресса растаскивает на цитаты, поэтому в Англии его тоже показывают, по каналу «E4». Пару недель назад Сьюз подвернула ногу и успела основательно подсесть на эту передачу, особенно на
– Надо же мне чем-то утешаться, пока лучшая подруга в Лос-Анджелесе! – с неожиданной досадой говорит Сьюз. – Раз я не могу поехать туда сама, так хоть интервью послушаю. – Она тяжко вздыхает. – Ох, Бекс, даже не верится – ты в Голливуде, встречаешься со звездами, а я торчу тут. Ужасно завидую!
– Завидуешь? – моргаю я. – Ты – мне? Ты живешь во дворце! Это же сказка!
Ее муж, Таркин, аристократ еще похлеще Сьюз, после смерти деда унаследовал невероятное поместье, Летерби-Холл. Оно просто огромное. Сюда возят экскурсии, и у них тут есть ах-ах [1] , и все такое прочее. (Если честно, я слабо представляю, что из всего этого ах-ах – может, затейливые завитушки на крыше?)
1
Ах-ах (от фр. ha-ha) – в садово-парковом дизайне ров с подпорной стеной, служащий для зонирования или разграничения участков. (Прим. пер.).
– Но здесь почти нет солнца, – вздыхает Сьюз. – И кинозвезд нет. Только бесконечные переговоры насчет реставрации лепнины восемнадцатого века. Я хочу в Голливуд! Я ведь всегда мечтала быть актрисой… Я играла Джульетту в театральной школе. И Бланш Дюбуа. А теперь что?
При всем уважении, «театральная школа» Сьюз далеко не Королевская академия театрального искусства. Скорее, такая, где с родителей дерут невероятные суммы, весенний семестр проходит на швейцарском горнолыжном курорте, а играть на сцене всем некогда, потому что вот-вот пора наследовать семейный бизнес. Но я все равно переживаю за Сьюз. Она, по-моему, не знает, куда себя деть в этих хоромах.
– Ну так приезжай! – загораюсь я. – Давай, Сьюз, приедешь в Лос-Анджелес! Развеешься! Повеселимся.
– Ох… – На ее лице отражается вся гамма переживаний. (Нет, все-таки актриса из нее вышла бы хорошая.)
– Тарки тоже пусть едет, – заранее отметаю я возражения. – И детей бери.
– Да, может быть, – нерешительно отвечает Сьюз. – Правда, на этот год у нас запланировано расширение бизнеса. Я говорила, что мы собираемся сдавать парк под свадьбы? И еще Тарки хочет построить лабиринт, и нужно ремонтировать чайные комнаты…
– Но каникулы-то ты себе можешь устроить!
– Не знаю… – Сьюз вся в сомнениях. – Ты же видела, как на него давят.
Я сочувственно киваю. Старину Тарки мне и вправду жаль. Когда вся остальная родня пристрастным оком следит, правильно ли ты содержишь доставшееся тебе поместье, наследство становится тяжкой ношей. Насколько я понимаю, каждый новоиспеченный лорд Клиф-Стюарт обогащал Летерби-Холл чем-то новым – пристраивал крыло, возводил часовню или разбивал французский парк.
Собственно, за этим мы здесь и собрались. Тарки запускает свое первое крупное детище. Оно называется «Прорыв» и являет собой фонтан. Это будет самый высокий фонтан во всем графстве, крупная туристическая достопримечательность. Идею Тарки вынашивал с десяти лет, начертив эскиз в учебнике латыни, и вот теперь претворяет ее в жизнь!