Шотландец в Америке
Шрифт:
— Я готов жизнь прозакладывать, что это он! Теперь, узнав о смерти Джимми, я в этом просто уверен. Так или иначе, но ты, похоже, в не меньшей опасности, чем я.
Габриэль не хотелось бы так думать, но нужно было смотреть правде в лицо.
— Значит, вы уверены, что это Кэл Торнтон? А что вы можете сказать о его приятеле?
Но Кингсли покачал головой:
— Сэм слишком глуп. Нет, это Кэл, точно тебе говорю. Ресь вопрос в том, зачем ему это понадобилось. После стольких-то лет!
— Может быть, он боится, что вы его можете узнать?
— Ну и что? Кому какое дело
Габриэль задумалась. Что еще могло связывать Керби Кингсли и ее отца? Что могло навести на их след убийцу?
Керби тоже сосредоточенно размышлял.
— По крайней мере, — сказал он наконец, — Торнтон не подозревает, что ты здесь, и, может быть, тебе лучше уехать сейчас, прежде чем мы доберемся до Абилены, — тогда Кэл решит, что мы с тобой незнакомы.
Габриэль быстро взглянула на Керби. Он, конечно, думает только о ее безопасности, но…
— Я хочу остаться, — сказала она, почувствовав вдруг, как сильно забилось сердце. — Кроме того, я все-таки мельком, но видела человека, который стрелял в моего отца.
Кингсли быстро взглянул на нее.
— Нет, подробно я его не разглядела, — призналась Габриэль, — было темно, да и он стоял далеко. Знаю только, что у него на тулье шляпы серебристая лента, а ростом и сложением он как… Дрю. Очень высокий, худой и двигается…
— Словно кошка, — закончил Кингсли. — Быстро, легко, скользя без малейшего усилия.
Габриэль кивнула.
— Гм, — Керби с минуту-две смотрел себе под ноги и вдруг в изумлении вскинул на нее взгляд.
— Но ты же не думаешь, что это мог быть Дрю?..
Девушка виновато кивнула:
— Да, когда я его увидела в первый раз, то именно так и подумала. Но это было недолго. И я поняла, что ошиблась… еще до поездки в Уиллоу-Спрингс.
Габриэль покраснела от смущения под пристальным взглядом Кингсли и обрадовалась, что луна скрылась за облаками.
— Вот сукин сын! — беззлобно выругался Кингсли. — Пора мне снимать шпоры. У меня под носом происходят такие события, а я ничего не замечаю. Да я бы, черт… — Он осекся, и Габриэль все-таки смогла в бледном лунном свете рассмотреть, что Кингсли покраснел. — Извини, забыл, что ты леди. То есть, я хотел сказать…
Габриэль хихикнула, почувствовав огромное облегчение.
— Так трудно разговаривать не с Гэйбом, а с Габриэль, — Кингсли чуть заметно усмехнулся. — Интересно бы знать, что обо всем этом думал Джед. А может, старый пройдоха с самого начала догадывался, с кем имеет дело?
Габриэль это предположение понравилось, хотя если так — значит, она не слишком хорошая актриса.
— Я по нему скучаю, — призналась она грустно.
— Да и мы все тоже. Он был отличным парнем. Ладно, остается вопрос: что нам делать? Я, конечно, теперь знаю, почему кто-то меня пытается убить, и благодарен тебе за это — но не хочу подвергать тебя опасности. Ты должна вернуться на Восток.
Габриэль покачала головой:
— Мне незачем туда возвращаться. У меня нет родственников, и… мистер Кингсли…
— Керби.
Она смутилась, но затем ослепительно улыбнулась.
— Спасибо,
— О, это мы узнаем, будь покойна, — сказал он, — и сообщим тебе. Но пока тебе ничто не должно угрожать. Джим с меня бы живого шкуру содрал, если бы узнал, что я позволил тебе остаться, зная о грозящей опасности.
Сердце Габриэль лихорадочно вабилось. Нет, она не может сейчас уехать! Именно теперь, когда их отношения с Дрю зашли так далеко… Но как разубедить Кингсли, не рассказав ему всей правды? Как объяснить, что уехать сейчас означает для нее крушение всех ее надежд?
Она ничего не сказала, лишь умоляюще смотрела на него. И взгляд ее был столь красноречив, что Керби, кажется, все понял.
— Это из-за Дрю, да?
И вновь он смог прочитать ответ на ее лице. Габриэль и не пыталась скрывать своих чувств.
Кингсли долго глядел на нее и наконец неохотно кивнул:
— Ладно. Можешь остаться. На некоторое время.
— О, благодарю вас! — выдохнула Габриэль с огромным облегчением.
— Не спеши благодарить, — предупредил Керби. — Я хочу, чтобы ты по-прежнему выглядела как Гэйб Льюис. И не дай бог кто-нибудь из погонщиков узнает твое настоящее имя, даже мои племянники! Совершить промашку, проболтаться куда как легко…
— Спасибо, — сказала она. — Я… не заслуживаю такой доброты.
— Ты дочь Джима, — ответил Кингсли, — и этим все сказано.
И прежде чем Габриэль успела что-либо ответить, он повернулся и ушел.
Габриэль осталась на берегу реки, охваченная бурей новых ощущений. Впервые за много месяцев она почувствовала, как с ее души упал тяжелый камень. Она и не подозревала, что ей будет так трудно изо дня в день притворяться и лгать. И в то же время ее мучил стыд. Она хотела убить человека — замечательного человека, лучше не сыскать. Может быть, Керби простит ее, поняв, что из-за горя она потеряла разум, — но сама Габриэль никогда не простит себя за эту чудовищную ошибку. И самое главное, она не знала, сможет ли Дрю простить ее. Она боялась, что после всех уверток и лжи он никогда не сможет снова ей поверить.
Глядя на черную воду, текущую мимо, и ничего не видя перед собой, девушка стояла и ждала, когда же придет Дрю — и придет ли вообще.* * * Малыш мирно спал в своей самодельной колыбельке, и собака, добровольный страж, лежала рядом. Дрю сидел на задке хозяйственного фургона, глядя на обоих с любопытством и смутной нежностью, которая постепенно заполняла пустоту в его сердце. Ему очень хотелось принять это новое чувство без насмешливого скептицизма, давно уже ставшего частью его натуры.
Если он пойдет сегодня к Габриэль, то отдастся во власть этим новым, незнакомым до сих пор чувствам. Он свяжет себя обязательством не менее прочным, чем брачный обет, который дается перед богом и людьми. Дрю никогда не считал себя образцом добродетели, но и не играл женскими сердцами ради собственной забавы. Все его прежние связи были с опытными женщинами, которые заранее знали правила игры и пределы близости. Он редко возобновлял эти связи, таким образом избегая даже намека на какую-то сердечную привязанность.