Шотландия. Автобиография
Шрифт:
В качестве примеров, описывающих бесчеловечное и жестокое обращение, Майлз приводил выдержки из показаний, данных комитету палаты общин свидетелем, который работал на Дантрумской фабрике.
— Действительно ли чрезмерная работа сопровождалась чрезмерными побоями?
— Да, очень часто их били. Дети не выдерживали работы, а если они допускали малейшую оплошность, их сильно избивали.
— Вы когда-нибудь слышали о ком-то, кто пытался бежать с фабрики?
— Да, две девочки сбежали с фабрики через крышу дома, бросив почти всю свою одежду.
— Что с ними сталось?
— Пока я там был, их так и не вернули.
— Они в конце концов сбежали?
— Да.
— Вам известен кто-то, кто бежал и кого вернули?
— Когда я работал на фабрике,
— Это было на Дантрумской фабрике?
— Да.
— Как давно это было?
— Около одиннадцати лет назад.
— Что произошло потом?
— Я понял, что это освобождает ее от обязательств, а когда мастер удалился, я открыл дверь и выпустил женщину, сказав, чтобы она бежала; когда мастер вернулся и хватился ее, то принялся сквернословить и обрушился на меня с руганью, за то что я ее выпустил, и велел мне бежать за нею, но я отказался. Заявил, что поскольку с нею плохо обращались, то я и не подумаю бежать за ней, чтобы вернуть обратно туда, где ей приходится терпеть такие пытки, и по этой причине мы с мастером расстались.
— Ее вернули?
— Нет.
— У нее была возможность получить другую работу?
— Нет, она стала проституткой и была осуждена за кражу выездным заседанием суда Перта и выслана на Землю Ван Димена.
— По-вашему, она пыталась как-то иначе выйти из положения, в которое попала, хотела избежать для себя такой судьбы?
— Да, она пыталась несколько раз поступить на службу; но когда они узнавали, что она работала на фабрике, то не хотели иметь с ней ничего общего.
— Как вы думаете, подобная жестокость обращения оказывала свое влияние на то, чтобы подталкивать женщин к предосудительному поведению?
— Несомненно.
Рецепт хаггиса, 1826 год
Мег Доддс
Своего апофеоза шотландская крестьянская кухня достигла в хаггисе — завернутых в овечий рубец рубленых потрохах. На протяжении столетий этот деликатес числился среди блюд Шотландии, но в своем подробнейшем руководстве для хозяек Мег Доддс, строгая владелица гостиницы «Клейкам-инн» возле Пиблса (которую обессмертил Вальтер Скотт в романе «Сент-Ронанские воды»), привела способ его приготовления, который до той поры многие хотя и знали, но получали исключительно в устной форме.
Овечий ливер [легкие, печень и сердце] и рубец, говяжье нутряное сало, лук, овсяная мука, перец, соль, кайенский перец, лимон или уксус.
Тщательно очистить овечий рубец. Надрезать сердце и печень, дав стечь крови, и слегка отварить целиком, при этом конец трахеи положить на край горшка, чтобы выпустить ненужные примеси; через несколько минут после закипания воду можно сменить на свежую. Достаточно продержать в кипящей воде полчаса; однако половину печени и часть легких забрать, срезав все пленки и не понравившиеся с виду части, и сделать из них фарш, измельчив вместе. Мелко нарезать также фунт хорошего нутряного говяжьего жира и четыре или больше луковиц. Разотрите оставшуюся половину печени. Очистите с дюжину мелких луковиц, ошпарьте их дважды, затем смешайте с остальным фаршем. Приготовьте немного овсяной муки мелкого размола, медленно подсушив у огня несколько часов, пока она не приобретет светло-коричневый цвет и не станет совершенно сухой. Для такого количества мяса в самый раз будет немногим меньше двух чайных чашек муки. Раскатайте фарш на разделочной доске и слегка присыпьте сверху мукой, как следует наперчите, посолите и добавьте кайенского перца, хорошенько перемешайте. Мешок для хаггиса (например, овечий рубец) следует тщательно вычистить и проверить, чтобы не оставалось тонких мест, иначе весь ваш труд пойдет насмарку, когда он лопнет.
Некоторые повара используют два мешка, один в качестве наружного чехла. Положите внутрь мясо, влив с полпинты хорошего говяжьего сока или столько же крепкого бульона, чтобы получить очень густую кашу. Будьте осторожны и не заполняйте мешок слишком плотно, но оставьте место,
Поиски сахарной сосны, 1826 год
Дэвид Дуглас
Дэвид Дуглас — один из самых отважных представителей немногочисленного шотландского воинства «охотников за растениями», сочетавших в себе страсть к ботанике с физической силой и смелостью первооткрывателя. Он родился в Скуне в 1799 году и по поручению Лондонского общества садоводов отправился в Северную Америку, где между 1825 и 1827 годами пешком, на лошади и на каноэ преодолел свыше 10 000 миль. Он был человеком выдающейся выносливости, хотя и признавался, что бывал «раздражен», если ему приходилось спать промокшим и без ужина. Во время перехода через Скалистые горы он собрал образцы таких растений, каклжетсуга тиссолистная (дугласия), которая получила его имя, и ситкинская ель, разведение которой судьбоносным образом изменило в двадцатом столетии облик и экономику шотландского Хайленда. Горя желанием раскрыть тайну семян гигантской сосны, он отправился на ее поиски и не успокоился, пока не обнаружил новый вид, Pinus lambertiana, или сахарную сосну (иначе — Ламберта), самую крупную из известных девяноста шести видов сосен. Жизнь Дугласа таинственным образом оборвалась в Гонолулу в 1834 году — он погиб в ловчей яме для диких быков, что могло быть случайностью, но также и убийством.
Прошлый вечер был одним из самых страшных в моей жизни, такое мне редко доводилось переживать. Яростный ветер принес сильный дождь, лишив меня всякой возможности развести костер, вдобавок ко всем мучениям ночью мою палатку, к несчастью, повалил ветер, так что до утра я лежал среди папоротников, завернутый в мокрое одеяло и палатку. О сне, разумеется, и речи быть не могло, каждые десять-пятнадцать минут наземь валились громадные деревья, с таким грохотом, будто бы раскалывалась земля… Мои бедные лошади оказались не в силах выдерживать эту ярость бури без моего участия, и в поисках защиты обступили меня, опустив ко мне головы и издавая ржание. К рассвету ливень ослаб, и перед восходом солнца небо расчистилось, но было очень холодно… Выступив в десять часов, по-прежнему дрожа от холода, хотя у костра я и растерся платком до боли, терпя ее, пока мог… я взял курс южнее, в сторону горного хребта, где надеялся отыскать свою сосну. Лагерь на ночь, оказавшуюся сухой, я разбил днем, пораньше, чтобы просушить остальную одежду. Прошел восемнадцать миль.
Погода хмурая и облачная. Когда люди в Англии познакомятся с описаниями моих странствий, они, наверное, могут подумать, что рассказываю я лишь о своих мытарствах. Может, оно и верно, но сейчас я понимаю, что ищу такие объекты, какие не обнаружишь, не приложив труда, без напряжения ума и не рискуя порой собственной жизнью. Свой лагерь я покинул этим утром, едва рассвело, оставив проводника заботиться о лагере и лошадях, пока я не вернулся после вылазки вечером, найдя все, что хотел; тем временем он высушил промокшую бумагу, чего я от него и добивался. Примерно в часе ходьбы от лагеря мне повстречался индеец, обнаружив меня, он взял на изготовку лук и надел себе на левую руку рукав из шкуры енота. Он стоял и готов был защищаться. Поскольку я был глубоко убежден, что подобное отношение вызвано страхом, потому что он никогда не видел подобного мне существа, то я положил ружье на землю у своих ног и, взмахнув рукой, жестом попросил его подойти, что он с превеликой опаской и сделал. Я убедил его положить лук и стрелы рядом с моим оружием, а затем высек огонь, дал ему закурить и подарил несколько бус. Карандашом я набросал рисунок, изобразив шишку и сосну, которая мне была нужна, и показал ему. Он немедленно указал на холмы милях в пятнадцати-двадцати к югу. Поскольку я захотел направиться в ту сторону, он, по-видимому, с большой готовностью пошел со мной. К середине дня я добрался до своей желанной Pinus (носящей на языке племени ампква название «нателе») и, не теряя времени, приступил к осмотру и сбору ее образцов и семян.