Шотландская любовь
Шрифт:
– Не надо, сиди.
– Боже правый, ты до сих пор ведешь себя как мой командир, – ответил Фергус, не без усилия улыбаясь.
Гордон присел на корточки рядом с креслом.
– Несладко тебе пришлось.
Фергус улыбнулся уже более естественно:
– Ты явно наслушался рассказов Шоны.
Гордон покачал головой.
Фергус рассмеялся:
– Что, неужели она с тобой не разговаривает? Или до сих пор занята с лакеями?
– Тебе известно, что она заставила их снять рубашки?
– Да, я сам делал пометки об их
Он отбросил эту мысль, чтобы обдумать позже. В этот момент Гордона больше заботил Фергус, нежели его сестра.
Ложь.
– Я приехал узнать, как у тебя дела. Я только что вернулся.
– Стало быть, лондонские девицы чахнут с тоски по тебе.
– Лишь некоторые.
– Ты, черт возьми, стал национальным героем.
У Гордона потеплело на душе.
– Ну, это вряд ли.
– Ты ж теперь баронет.
Фергус улыбнулся шире.
– А другие что? – спросил он, чтобы сменить тему, и стал перечислять имена людей, служивших под его командованием сначала под Севастополем, потом в Лакхнау; людей, за которых он до сих пор чувствовал ответственность. Бойцы Девяносто третьего полка хайлендеров, сатерлендские горцы, парни, каких не сыскать.
– Макферсон умер от ран, Дубоннер тоже. Маршал совсем плох, как я слышал. А другие все живы-здоровы.
– Надо было мне вернуться раньше.
– Когда военное министерство отдает приказ, Гордон, то ему не откажешь просто так, даже ты. Особенно если генерал настаивает на том же. Я понимаю, в Лондоне тебе было тошно – конечно, если тамошние девицы не искали твоего внимания, – добавил Фергус.
– Таких было немного, – повторил он.
Хелен где-то раздобыла стул и теперь тащила его через газон. Гордон подошел к ней, забрал стул и поблагодарил улыбкой.
– Он умер, – объявил Гордон, поставив стул напротив Фергуса и усевшись.
Всего два слова, сказанные на удивление равнодушно. Ни горя, ни злости, ни даже облегчения не слышалось в них.
– Правда? А я-то думал, старик собирался жить вечно, – сказал Фергус, глядя вдаль.
– Уверен, он всерьез это планировал, – сухо отозвался Гордон.
– Как это случилось?
– Во сне. Ему, наверное, это ох как не понравилось. Он испустил дух не в припадке бешенства, не в кураже бесчинства. Просто однажды утром не проснулся, и все.
Они обменялись взглядами: они ничего не забыли. Сколько раз он сбегал от отца в Гэрлох? Сколько раз они с Фергусом предавались мальчишеским забавам и старались не думать о том, что Гордона дома непременно накажут? Генерал-лейтенант Йен Макдермонд проявлял свое неудовольствие любыми доступными способами, будь то крики, хлыст или палка.
– Стоит ли мне принести свои соболезнования? – осведомился Фергус.
– Разве что сатане, – улыбнулся Гордон. – Представляешь, как генерал
Помолчали.
– Ты поэтому вернулся домой?
– Потому что генерал больше не властен распоряжаться моей жизнью? Нет, я начал задумываться о том, чтобы уйти в отставку, когда он еще был жив. Кто знает? Может, его смерть послужила последним аргументом. Я решил взяться за фабрику.
Фергус изогнул брови:
– Выходит, ты решил покинуть армию насовсем?
Гордон кивнул.
– Для чего? Чтобы производить порох?
– Пока да. Но у меня есть и другая идея, я давно ее вынашиваю.
Откуда ни возьмись явилась Хелен с подносом в руках:
– Сэр Гордон, я принесла вам глоточек виски, а вам, Фергус, чаю.
– А почему это ему виски, а мне чай? – возмутился Фергус.
Хелен только пощелкала языком, но ничего не сказала.
Гордон взял у нее чашку и стакан. Поблагодарил, и как только Хелен скрылась в доме, отдал стакан Фергусу. Тот залпом опрокинул в себя виски – а Гордону осталась полная чашка травяного чаю. Завар пах цветами – или попросту сеном – и был таким слабым, что сквозь него легко просматривалось дно чашки.
– Что это такое? – спросил он, осторожно пробуя напиток на вкус.
– Что-то для улучшения моего кроветворения, я полагаю. Никогда не знаешь, что Шона или Хелен положили в свое варево на этот раз. Они круглые сутки только и делают, что хлопают крыльями вокруг меня. – Он покосился на дом. – Признаться, я удивлен, что никто не явился, чтобы спасти меня и уложить на дневной сон. Полагаю, за это мне стоит поблагодарить тебя.
Гордону сейчас до ужаса не хотелось говорить о Шоне.
– Так насчет твоего титула… – начал Фергус.
– Отец постарался для этого гораздо больше меня, – перебил его Гордон.
Фергус покосился на него:
– А я-то слышал другую версию. Повторяю, ты, черт возьми, национальный герой. Достояние английского народа.
Гордон пожал плечами.
– Ты стал скромнее, – заметил Фергус. – Как это на тебя не похоже.
Гордон улыбнулся, внезапно обрадовавшись, что пришел. Никто другой не посмеивался над ним, как Фергус. Возможно, ему этого и не хватало.
Фергус поставил стакан на подлокотник кресла. Его рука задрожала от усилия – наглядное подтверждение того, насколько он ослабел.
– Тебе что-нибудь нужно? Что я могу сделать?
Он потрепал Фергуса по руке, ужасаясь тому, насколько она стала тонкой и хрупкой.
– Навещай меня время от времени, – сказал Фергус. – Спаси меня от женской заботы.
– Насчет этого даже не беспокойся – сделаю.
– Даже если Шона тебе откажет.
– Я не отступлюсь, – сказал он, поднимаясь. – Ты прекрасно меня знаешь.
– Один раз уже отступился.
Эти слова попали в него, как пуля в сердце.
Он беззаботно улыбнулся, рассмешив Фергуса.