Шотландская любовь

Рэнни Карен

Хелен обладала щедрой натурой и добрым сердцем. Как бы Шона выдержала все эти испытания без Хелен? Когда ей хотелось выговориться, Хелен слушала ее, не осуждая ни словом, ни взглядом. А в те редкие моменты, когда она давала ей какие-то советы, Шона удивлялась ее практичности, рассудительности и умению ненавязчиво сопереживать.

Карета, сильно раскачиваясь, грохотала по подъездной дороге, ведущей к Гэрлоху, – явно дорожку давно не выравнивали граблями и не освежали гравий. Внезапно экипаж накренился, и Шона инстинктивно схватилась за планку

над окном. Солнечный свет просачивался сквозь темные тучи, как будто ясный сентябрьский день сражался с грядущей бурей. На мгновение ей показалось, что ненастье победит, но ветер быстро отнес облака к западу. Они подъехали к Гэрлоху.

Грудь Шоны часто вздымалась. Она словно задержала дыхание на семь лет, а теперь хотела надышаться воздухом Нагорья. Фергус несколько раз наведывался в Гэрлох, а вот она не бывала здесь ни разу с тех пор, как вышла замуж.

Теперь она вернулась. Снова дома.

– Шона, – Хелен буквально прижалась носом к стеклу, – а там впереди случайно не карета полковника сэра Гордона?

– Что?! – Шона приникла к окну. Да, экипаж и впрямь похож на карету Гордона. – Это невозможно. Он должен быть в Инвернессе.

Хелен не проронила ни слова.

– Он не может быть здесь.

Хелен продолжала молчать.

Господи, ну пожалуйста, пусть это будет не он!

Однако Шона подозревала, что Бог по натуре шотландец, и милости от него в этом вопросе ждать не приходится. И потому была абсолютно уверена, что сейчас впереди них именно Гордон Макдермонд, полковник сэр Гордон.

Хуже и быть не может.

Путь, который при обычных обстоятельствах занимал день, они проделали за два – а все из-за ноги Фергуса. Они периодически останавливались, чтобы он мог размяться, потому что иначе, в неподвижном положении, боль в ноге нарастала и становилась нестерпимой.

– Неужели ничего нельзя сделать? – спросил Гордон в первый же день, помогая Фергусу сесть в карету.

– Говорят, что мне вообще повезло, что я остался с ногой. Хотя иногда я и подумываю о том, чтобы отпилить ее к чертовой матери.

Фергусу дорога давалась нелегко, но он не жаловался и стоически сносил все тяготы путешествия. Казалось, за последние полгода он постарел на несколько десятков лет.

Гордон изнывал от бессилия. Макдермонды всегда добивались своего – так говаривал старый генерал. А тут…

Гордон не видел дома уже три года. Ратмор стоял на прежнем месте. Он уступал Гэрлоху в размерах и не производил такого сильного впечатления, как «старший брат». Оно и понятно: этот дом предок Гордона выстроил какую-нибудь сотню лет назад. И по коридорам его еще не бродили призраки – разве что тень маленького Гордона, худого, изможденного и до полусмерти запуганного отцом.

Он был единственным ребенком в семье. Его мать умерла, рожая генералу второго сына, – младенец умер вместе с ней. Возможно, настанет день, когда он сможет думать об отце спокойно, и призраки прошлого не будут туманить ему взор. Возможно, настанет

день, когда он сумеет подумать о Шоне как о женщине, которую некогда любил, не более того. Возможно.

Он возвращается домой, домой в Инвергэр-Глен. В дом своего детства, своих горестей, своего самого большого разочарования. Однако странным и непостижимым образом Инвергэр-Глен таил в себе бесконечную привлекательность и даже некое волшебство.

На склонах Бан-Ломонда он играл, воображая себя героем. Бросая вместе с Фергусом камешки в воды Лох-Мора, он открывал в себе дух соревнования. Из Инвергэр-Глен он ушел на войну, ушел заученно смелой походкой солдата, не зная, увидит ли еще когда-нибудь Гэрлох и Шону.

Он выжил – вопреки всему. Целым и невредимым прошел крымскую войну и сражения в Индии. От несущественных ран остались, как напоминания, мелкие шрамы, однако он мог ходить без посторонней помощи и не мучился болями.

Гэрлох приветствовал их. Он величественно возвышался над лощиной, с гордостью сообщая каждому, кто приближался, о своем вековом присутствии.

Они съехали с главной дороги и двинулись в направлении Ратмора – и тут Фергус захохотал.

Гордон не успел осведомиться о причинах его внезапного веселья – он и сам увидел приближающийся экипаж.

– Ты их знаешь? – спросил он.

Едва эти слова слетели с его губ, он увидел в окне незнакомой кареты лицо Шоны.

– Ты знал, что так будет, да? – поинтересовался он, когда карета начала их обгонять.

Фергус не ответил – он махал рукой проезжающей мимо сестре.

Гордон постучал по потолку кареты, привлекая внимание кучера. Как только тот остановил лошадей, Гордон велел ему ехать в Гэрлох.

Первый двор, именуемый также Верхним, был очень узким – он служил своеобразной ловушкой для врагов клана Имри. Путь в Нижний двор лежал через железные ворота в задней стене, и, проезжая сквозь них, Гордон приготовился к бою.

Они въехали во двор. Шона стояла на верху лестницы.

Прохладное прикосновение ветра – предвестник бури, что зреет на горизонте. Подходящее сопровождение для возвращения домой. Впрочем, это не его дом, и не важно, сколько времени он провел, глядя на Гэрлох и мечтая о его прекрасной обитательнице.

За спиной Шоны стояла, поджав губы, мисс Патерсон. Интересно, чьи именно действия она не одобряет, его или Шоны?

– Что ты здесь делаешь? – спросила Шона, когда Гордон вышел из кареты.

Он хотел помочь Фергусу, но тот только отмахнулся. На лице его играла улыбка предвкушения, и от этого он так напоминал себя в юности.

Гордон начал подниматься по ступенькам, но остановился, преодолев половину пути. Он не станет нападать на могучего противника, не дождавшись подкрепления.

– Что ты здесь делаешь? Я думал, ты в Инвернессе, привечаешь племянника.

– Приезжает внучатый племянник моего мужа. Но я не говорила, что собираюсь оставаться в городе.

– Того, что едешь домой, ты тоже не говорила.