Шотландские замки. От Эдинбурга до Инвернесса
Шрифт:
На заре судно отправляется в обратное плавание. Я пакую вещи при свете свечи и спускаюсь на пристань, где стоит «Гленко». В серой предрассветной полумгле тускло светятся его якорные огни. А вот и овцы — гладкие шевиоты и рогатые горные овцы; им предстоит путешествие на зимние пастбища в материковую Шотландию. За погрузкой наблюдают все те же маленькие черно-белые овчарки: с характерной ухмылкой на морде они бегают туда-сюда и подправляют движение белой шерстяной лавины, которая заполонила дощатый причал. В воздухе раздается щелканье десятков зубов — оно перекрывает скрип деррик-крана и тарахтение вспомогательного двигателя.
Овцы — несчастные создания. Им самой природой суждено вечно толкаться, теряться и вообще всячески канителиться. Думаю, без присмотра смышленых овчарок или человека с палкой они и вовсе пропали бы. Когда я смотрю на их невероятно глупые морды и встревоженно поднятые рваные уши, меня обуревает жалость. Достаточно лишь поглядеть, как они хаотически мечутся, как крайние пытаются по головам своих товарок перебраться в безопасную, по их мнению, серединку; как они впадают во внезапную панику, стоит подъемному крану пронести над их головами какой-нибудь груз, и вы несомненно поймете: это самые бестолковые существа на свете.
А на утесе просыпается Портри, прячущийся за темными кронами деревьев. Из печных труб потянулись в небо голубоватые дымки. В десятках окон зажглись робкие огоньки утренних свечек. Сама мысль о том, что мне предстоит покинуть Скай, кажется непереносимой. На мой взгляд, этот остров занимает достойное место в ряду волшебных мест — таких как Линдисфарн, Тинтагель и Коннемара. Стоя в предрассветной мгле на палубе, я вспоминаю голубые горы Слигахана, туманные глены, морское побережье, где летают и дерутся из-за рыбы чайки, просторные нагорья с их темными торфяными валами, белые крофты, чьи соломенные крыши укреплены камнями, крохотные поля с желтыми кринолинами пшеничных снопов, медленные речки, где плещутся осетры, протяжные крики чибисов над заброшенными торфяными разработками, маленькие садики, где яркие клумбы все еще напоминают о прошедшем лете, и тихие озера, в чьих темных водах отражаются окрестные горы.
Мне припомнилось также мое недавнее прибытие на остров — тихий вечер, огоньки на берегу и пророческие слова капитана: «В первый раз на острове? Помяните мое слово: вы еще не раз сюда вернетесь!»
В этом и заключается правда Ская. Он принадлежит к той категории мест, куда люди всегда возвращаются.
Пастухи пересчитывали овец. Собаки чинно удалились на палубу первого класса и оттуда наблюдали за своими подопечными, готовые по первому сигналу хозяина прыгнуть вниз. «Гленко» был готов к ежедневному путешествию в другой мир.
На пристани стояла группа подгулявших солдат — «Горцев Камерона», они провожали на большую землю своего сержанта.
— Передавай привет Пикадилли! — закричали они, когда колеса парохода медленно завертелись.
Пикадилли и Портри! Можно ли себе представить два места, более далеких друг от друга? Итак, мы вышли на середину залива со своим взволнованным и блеющим грузом и развернулись в сторону рассвета, оставив позади терявшиеся в тумане горы.
Сержант долго стоял на палубе — прекрасная фигура в килте и белоснежных гольфах. Он махал, пока Портри не скрылся за холмом, затем раскурил трубку и впал в глубокую меланхолию. Он рассказал мне, что закончил службу в армии и отправляется на пенсию (вполне заслуженную, если судить по ленточкам боевых орденов). Он сознавал, что в первое время будет чувствовать себя несколько
— Если уж мы кого даем, — сказал он, — то это стоящие парни.
Он принялся развивать эту тему, упирая на местные проблемы. Скай, говорил он, прекрасный остров, и здесь полным-полно отличных парней. Но, к сожалению, это не то место, куда можно привезти жену-горожанку. Ему-то самому жалко уезжать отсюда, зато жена будет рада. Женщины ведь не любят глухомани. В то время как старый солдат может осесть и наладить себе быт практически в любом месте, женщина начинает скучать по магазинам, кинотеатрам и толпам на улице. В конце концов все это естественно…
Так мы беседовали, облокотившись на перила и не сводя глаз с окутанной облаками громады Гламэйга и зловещих контуров Кулинз, которые маячили на заднем плане.
Наш пароход медленно входил в зону хорошей погоды. На небе снова появилось солнышко, оно ласково светило над темными инвернесскими холмами. А позади оставались горы Ская — окутанные туманом, с облачными шапками на макушках, странным образом далекие и нереальные.
У Ская собственный климат и своя погода!
На несколько минут «Гленко» причалил у деревянной пристани Бродфорда. Местный полицейский с помощью нескольких мальчишек закрепил наши швартовы.
Овцы разволновались, начали блеять. Наверное, они почувствовали землю и стремились поскорее оказаться на берегу, в любимых вересковых зарослях. С причала нам спустили почтовые сумки, а вместе с ними множество пузатых мешков, внутри которых что-то странно шуршало и поскрипывало. Меня это заинтриговало, тем более что на каждом мешке красовалась наклейка «В Лондон». Что такого можно везти в Лондон из этой маленькой тихой заводи?
— Моллюски, — пояснил капитан.
— Вы хотите сказать, что Скай поставляет Лондону моллюсков?
— В миллионных количествах.
— До чего ж голодное брюхо у нашей столицы!
— О да, — кивнул капитан, — и немалое брюхо!
Он рассказал мне, что жители Ская давно уже не имеют возможности полакомиться омарами, поскольку все уходит в Лондон.
Кто бы мог подумать, что в обыкновенных моллюсках может скрываться какая-то романтика? Теперь я не смогу пройти мимо прилавка в Бетнал-Грин или Шордиче без того, чтобы не вспомнить мистический полумрак Ская. И всякий раз, как увижу компанию кокни на отдыхе — как они поливают уксусом моллюсков, — перед глазами у меня встанет деревянная пристань Бродфорда с темными горами на заднем фоне…
Наше путешествие близилось к концу. Уже можно разобрать вдалеке дым от паровоза. На палубе царило лихорадочное нетерпение. Все мы снова готовились связать свою судьбу с большим миром. Сержант возвращался в него со своей вновь обретенной свободой; две девушки, по виду горничные, с жестяными дорожными сундуками — они явно спешили за какими-то покупками; коммивояжер направлялся за новой партией шелковых чулок; пастухи, которые не любили покидать родные острова, недовольно хмурились; а я… я сам радовался новой встрече с материковой Шотландией, но отчаянно жалел о той прекрасной и таинственной земле, что оставил позади. Никогда не забуду своей встречи с горой, и туманами, и теми волшебными ветрами из далекой земли фейри, что дуют над Скаем.