Шоу для богатых

Незнанский Фридрих Евсеевич

— Хорошо. Говори, где можем встретиться…

В уютном кафе на Тверской, куда предложила зайти Ирина Генриховна, народу в этот час было немного, и они смогли занять столик на двоих в затененном углу кафе, где можно было и перекусить не торопясь, и поговорить, не опасаясь чужих ушей.

— Кстати, ты ужинала? — спросила Ирина Генри-ховна, исподволь приглядываясь к Савельевой, которая вроде бы порывалась что-то рассказать ей, и в то же время не знала с чего начать. Да и она сама ее не торопила. Чувствовала, что этот телефонный звонок дался

Татьяне не просто. Девушку грызли какие-то сомнения, причем посетившие ее уже после телефонного звонка, и ей надо было пересилить в себе нечто такое, что помешало ей начать разговор там же, у выхода из метро, где они встретились перед тем, как зайти в это кафе.

— Что… ужинать? — вскинула голову Татьяна. — Нет. Я дома обычно ужинаю, а тут в институте пришлось задержаться. — Да я и не хочу.

— Ну, насчет хочу — не хочу это ты, положим, поторопилась, — резонно заметила Ирина Генри-ховна, — так что позволь мне угостить тебя легким ужином.

— Но я…

— Все, дебаты на этом закончены, тем более, повторяю, дамочка я вполне обеспеченная, и мне просто приятно было бы это сделать. У самой дочь чуть младше тебя.

Она и сама не знала, с чего бы вдруг произнесла последнюю фразу, однако именно она заставила Татьяну улыбнуться.

— Спасибо. Официантка принесла два сока в высоких бокалах, сообщив при этом ледяным, бесстрастным голосом, что заказ на «судака по-польски» придется ждать минут пятнадцать, не меньше, и когда она удалилась, гордо унося прямую, как восклицательный знак, спину, Ирина Генриховна скорее попросила, чем приказала:

— Ну, а теперь, думаю, и мы приступим к нашим баранам. Итак, Артур…

Татьяна подняла полные тревожного непонимания глаза.

— Он позвонил мне вчера, сразу же после лекций, и сказал, что ждет меня у института, на том же месте, где встречал меня в счастливые для него дни.

— В какие… какие дни:

— Счастливые… для него счастливые, — угрюмо усмехнувшись, повторила Таня.

— Та-а-ак, — удивленно протянула Ирина Генриховна. — И что дальше?

— Я поначалу опешила просто, ведь мы не виделись столько времени, к тому же он знал, что я… что я со Стасиком, и сказала ему, что занята, но он продолжал настаивать на встрече, сказал даже, что время для него не помеха, и если понадобится, он прождет меня целую вечность, ну и я… в общем, согласилась.

Ирина Генриховна обратила внимание на то, что слово «согласилась» Татьяна произнесла так, будто винилась в чем-то перед Стасом, и у нее самой защемило в груди. Вот и ее Турецкий…

«Господи, да о чем это я! — одернула она себя. — Девочка пришла за помощью, а я…»

— И вы встретились.

— Да. Он действительно ждал меня на том же месте, где ждал раньше, и когда увидел меня, то сразу же вышел из машины с огромным букетом красных роз.

— Который ты, как я могу догадываться, не приняла.

— Да, — угрюмо подтвердила Татьяна, — но он продолжал настаивать, на нас стали оглядываться и мне ничего не оставалось, как взять этот

букет.

Было видно, что Татьяна не может простить себе проявленной слабости, и Ирина Генриховна опять пришла ей на помощь.

— Не вижу в этом ничего предосудительного, тем более дурного, — как о чем-то само собой разумеющемся сказала она. — Цветы можно принять и в память о бывшей любви.

— Да, можно! — неожиданно вскинулась Татьяна. — Но он то стал настаивать на том, что нам опять необходимо быть вместе.

— Зачем? — искренне удивилась Ирина Генри-ховна, пытаясь спроецировать отношения этой славной девочки с многоопытным мужиком на себя лично. — Ему-то зачем это нужно?

— Вот и я его спросила об этом же.

— И?…

— Он сказал, что не может жить без меня, и даже с женой своей развелся.

— И что… это действительно так?

Таня подняла на Ирину Генриховну глаза, в которых плескалась теперь растерянность и мольба о защите.

— Думаю… думаю, что да.

— И что ты?

— Что, я? — глухим голосом отозвалась Татьяна, думая, видимо, в этот момент о чем-то совершенно ином. — Я… в общем, после гибели Стасика я уже не представляла свою дальнейшую жизнь с кем-то кроме него, и сказала об этом Артуру.

— Что, прямо вот так и сказала?

— Нет, зачем же? Просто я сказала ему, что ворошить давно забытое прошлое уже не имеет смысла, у меня есть человек, с которым я хотела бы прожить всю жизнь, и довольно скоро я буду носить обручальное кольцо.

— Та-ак, и что?

— Он только рассмеялся на это и сказал, что не надо делать из него дурака. И тем более не надо даже мысленно связывать свою судьбу с человеком, которого уже давно нет в живых.

— Так-ак, — удивленно протянула Ирина Генри-ховна. — И кто же это мог донести до него подобную информацию?

Таня молчала, уткнувшись глазами в бокал с соком. Наконец произнесла глухим, бесстрастным голосом:

— Поначалу я даже не подумала об этом, он меня просто с ног сбил этими словами, но уже потом, когда приехала домой, да и сегодня целый день думая об этом… В общем, я так и не смогла вычислить человека, который мог бы рассказать ему о смерти Стаса.

— А общие знакомые?

— У нас не было таких.

— Почему?

— Ему надо было скрывать связь со мной от своей жены, ну а я… Я не хотела знакомить с ним своих подруг.

— Друзья по институту?

Тем более. К тому же я никому не говорила о гибели Стаса. Не хотела слов сочувствия, да и вообще.

— А твои родители? Может, кто-нибудь из них? Чтобы хоть как-нибудь скрасить твое горе.

Таня отрицательно качнула головой.

— Исключено!

— Так, кто же тогда?!

Она молчала, вновь уткнувшись непроницаемо-угрюмым взглядом в бокал с соком.

Молчала и Ирина Генриховна, мысленно увязывая версию убийства Стаса Крупенина на почве мести униженно оскорбленного самца с тем, что только что рассказала Савельева. Все сходилось и одно подтверждало другое.