Шоу должно продолжаться, Акиро-сан!
Шрифт:
— А это ты, Акиро! — увидев меня, обрадовался тот. — Акиро, ты же мне говорил!
— Что говорил? — тут же принял защитную стойку я.
— Ну про выдержанное вино, про то, что мужественность не скроешь.
— Говорил, — кивнув тихо, подтвердил я, уже начав жалеть о том, что все же остановился.
— Так вот я и не скрывал свою мужественность, — он показал свой наряд. В тоне его голоса слышалась легкая претензия. — Вот, даже немного приукрасил.
— Приукрасили, — кивнул я. — Совсем немного.
— Так почему на меня не обращают внимание? —
Тут даже я удивился, да на него ведь все пялятся!
— Ну как же? — осторожно возразил я. — Обращают! Еще как обращают.
— Да? Обращают как же. Небось, абы кто и обращает, — тоном выражающим тщетность бытия и вселенскую грусть заявил он. Затем, с едва скрываемой грустью добавил: — А вот госпожа Кумико не обратила.
Ах, так вот в чём дело! Вот кто предмет его воздыханий. Очень интересно.
— Ну в следующий раз обратит, — заверил я. — Видимо ей было некогда, дела, работа, сами понимаете.
— Не обратит, — фаталистично ответил он таким грустным тоном, что у меня сжалось сердце.
— Она вам нравится? — прямо спросил я, хотя и сильно рисковал — все-таки он был мой начальник, а я всего лишь маленький рабочий, не имеющий никакого статуса. В Японии дистанцию нужно соблюдать, тем более корпоративную.
Но Вакедо, сгорающий в своей тоске, не обратил на это внимания. На мой вопрос он еще сильней опустил плечи, отвернулся, махнул рукой, показывая, что его дело безнадежное. Мне стало жалко начальника. Все мы когда-то испытывали не разделенную любовь и чувство это колющее и давящее, никому не пожелаешь. Поэтому мне захотелось немного приободрить Вакедо.
— Вакедо-сама, может быть дело вовсе и не в мужественности? — предположил я.
— А в чем же тогда? — отнял руки от лица Вакедо. Он посмотрел на меня как на олицетворение спасительного круга, который по сути был соломинкой. Ну или шестом, отталкивающим подальше от берега.
— Ну-у, — протянул я, думая как бы мягко подвести его к тому, что в такой одежде у него больше шансов угодить в психушку, нежели обратить на себя внимание красотки. — Возможно, вас ценят за вашу отзывчивость и человечность. Ведь красота не только измеряется внешними факторами.
Да уж, исходя из опыта общения с Вакедо, человечность и отзывчивость, абсолютно чужды этому старому диктатору.
Вакедо на минуту задумался, пошевелил губами, словно пробуя слова на вкус. Мне даже показалось на миг, что он сморщился, будто учуяв неприятный запах. Потом вдруг изменившись в лице, просиял.
— Точно! Отзывчивость!
— Ну да, — кивнул я. — Не всегда одежда характеризует человека. Да и не всем порой нравится броские наряды. Мне кажется, Кумико как раз из тех, кто предпочитает все же классический стиль. А еще, мне кажется Кумико из тех людей, кому важней поступки других, нежели его наряд.
Я говорил, как мне казалось, разумные мысли, но видел, что Вакедо не слушает меня. Он словно зацепился за мысль, которая родилась в его голове, и уже
— Вакедо-сама?
— Отзывчивость! — прошептал он таким тоном, словно сказал какое-то мощное заклятие.
«Ну вот почему? — сам себя спросил я. — Почему они все верят мне? В Саранском ТЮЗе все прекрасно понимали где шутка, а где правда. А тут говори все что угодно, а они принимают это за чистую монету! И ведь это я еще даром не пользуюсь! Вот и сейчас одно мое слово начинает что-то менять в голове Вакедо. И чувствует моя селезенка, что все это не к добру»
К гадалке не надо ходить, чтобы понять, что Вакедо что-то задумал.
— Господин…
— Акиро! — с жаром перебил он меня. — Ведь ты и в самом деле прав!
— В чем именно? — осторожно поинтересовался я.
— Скажи мне, с какого момента я стал так популярен среди девушек? — горящими энтузиазмом глазами посмотрел он на меня.
— Ну-у… — вновь протянул я, почесывая затылок. Говорить ему о том, что популярности как таковой и не было вовсе, не хотелось, поэтому я промолчал.
— С того самого момента, когда я помог тебе! — на свой же вопрос ответил Вакедо. — это было нечто новое, открывшее иные грани моей души.
Я напрягся. Именно после этого момента, как мне помнится, все стали судачить что он обезумел.
— Вакедо-сама, ну помогли и помогли. Ничего такого. Забудем об этом.
— Нет, — покачал головой начальник. — В этом вся суть. Я думал о том, что причина в моей внешности и неотразимости. Я ведь и в самом деле еще ничего — хорош собой. Вот и бицепсы есть, — он продемонстрировал тощую ручонку, — и лицом не обделен, подбородок мужественный, взгляд как у орла.
Он глянул вдаль, подслеповато щурясь и демонстрируя гордый профиль плоского азиатского лица. Взгляд и в самом деле у него был как у орла. У слепого старого орла, долго смотревшего на сварку.
— Но причина не во внешних данных. А во внутренних качествах! — он похлопал себя по груди. — Ведь все раньше видели во мне кого?
— Кого?
— Начальника, того, кто руководит процессом, кто суров и строг. А когда они увидели, что я помогаю тебе, то взглянули на меня с другой стороны. Понимаешь? Человечность во мне увидели. Отзывчивость! — последнее слово он произнес по слогам.
Я неопределенно пожал плечами.
— Они увидели во мне отзывчивость. И это их привлекло во мне. Вот они и стали дарить мне всяческие подарки. Теперь понял?
— Понял, — тихо ответил я, украдкой поглядывая в стороны и думая как бы слинять отсюда поскорее.
— Теперь ясно, почему Кумико отвергла меня. Ведь она же не увидела во мне эту самую отзывчивость.
— Вакедо-сама, я прошу вас, не уходите в крайности…
— Ближе нужно быть к людям! Бли-же! — абсолютно не слыша меня входил раж Вакедо. — Акиро, спасибо тебе большое за то, что навел на такую верную мысль! И за то что раскрыл во мне человечность! — он похлопал меня по плечу и стремительно, будто рысак, скрылся за углом коридора.