Шоу гремящих костей
Шрифт:
— Нет, — честно ответила Яна, о том, что ее маме сделали предложение руки и сердца, она слышала в первый раз.
— Люся засмеялась мне в лицо! Сказала, что ты, Илюша, мне как брат, и как мужчину она меня не может рассматривать! Людмила хорошо ко мне относится, но я словно какая-то вещь в ее гримерке и не более… — Голос Ильи Ильича сорвался, и он закрыл лицо рукавом пиджака.
«Бедняга… — подумала Яна, — такие мужчины, как ты, никогда не нравились моей матери. Ты как безмолвная табуретка присутствовал в ее жизни, не внося эмоций, страстей. Никто не понимал, почему
— Успокойтесь… — прокашлялась Яна, переглядываясь с Карлом. — Люся, она вообще такой человек… Она ничего не принимает близко к сердцу, и я уверена, что она не хотела вас обидеть. Она — актриса и все эмоции проживает на сцене, часто в обычной жизни не замечая, как ранит близких людей своим кажущимся безразличием. Она внутри очень хорошая, уж я-то знаю…
— Яна, поговори с матерью. Убеди ее, что со мной ей будет лучше. Она же сейчас одна, и я один, что мешает Люсе посмотреть на меня как на мужчину? Я буду на руках ее носить, и дома ее будут всегда ждать после спектакля теплая ванна и ужин. Ты меня извини, но твой отец совершенно ей не подходил. Грубый, неотесанный, как он мог до конца оценить такую глубокую натуру и такую утонченную женщину?
Яна мысленно улыбнулась.
«Как раз такие мужчины и нравятся моей матери. А Илья Ильич еще тот жук, оскорбил мою маму, теперь очерняет моего покойного отца, и все это под прикрытием неземной любви к Люсе!»
Вслух же она произнесла:
— Конечно, Илья Ильич, я с ней поговорю, но вы же понимаете, что я не могу ничего гарантировать… нельзя заставить полюбить. Тем более что у нас с мамой, к сожалению, в силу разности характеров сложились не очень доверительные отношения.
— Я понимаю, — уныло сказал Илья Ильич.
— Теперь скажите мне, что вам известно об Алевтине? — попросила Яна.
— Ходил слух, что ее хотел сделать своей любовницей наш режиссер…
— Виктор Владиславович?! — вскричала пораженная Яна.
— Да, он был просто околдован ее красотой и талантом, но она отказала ему.
— И он застрелился… — машинально ответила Яна фразой из спектакля «Самоубийца».
— Что? — не понял Илья Ильич.
— В одном спектакле есть такой монолог стареющей проститутки: «Он хотел ее всю. Он хотел ее тело. Она отказала, и он застрелился…»
— Виктор Владиславович, слава богу, жив и здоров, но он пригрозил Алевтине. Хочу еще раз акцентировать твое внимание, Яна, что это всего лишь слухи…
— Почему Аля нам ничего не сказала? — поинтересовался Карл.
— Не знаю… Мы спросим у нее сами.
— Не говорите ей, что эту гадость я вам рассказал, — попросил Илья Ильич, протирая запотевшие стекла очков.
— Хорошо, но и вы никакого волшебства не ждите от меня, вернее, от моего разговора с матушкой. У нее характер — кремень, — предостерегла его Яна.
Илья Ильич выпил рюмку коньяка и, попрощавшись с Яной, ушел. Какая-то подвыпившая дама в бордовом
— Скучаете? — раздался рядом приятный мужской голос.
Яна подняла глаза и увидела Арнольда Ивановича в черном свитере и голубых джинсах. Его подвижное смуглое лицо лучилось весельем. Живые черные глаза с удовольствием осматривали Яну. Только что слюни у него не текли при виде симпатичной женщины. Таких мужчин в народе называют бабниками.
— Я отнюдь не скучаю, я думаю, — ответила Яна.
— Женщины умеют думать?
— Ха-ха-ха! — с каменным выражением лица ответила Яна. — Я просто в восторге от вашего искрометного юмора.
— Я видел, что вы пришли сюда с красавцем мужчиной и что вы разговаривали с моим отцом, — сказал Арнольд.
— С отцом? — переспросила Яна.
— Илья Ильич — мой отец, — пояснил Арнольд, присаживаясь за стол на третий свободный стул.
— Ваше отчество Иванович не очень сочетается с именем вашего отца — Илья, — заметила Яна.
— Моя мать была настолько зла на отца, когда он, уходя от нас, признался ей, что любит и всегда любил другую женщину, что поменяла мне отчество на имя своего отца, то есть моего деда. Кажется, вы — дочь той женщины, которая увела моего отца из семьи? — прищурил глаза Арнольд, хотя на его лице не было и тени злобы.
— И именно поэтому вы открыли свой ресторанчик в театре, где служит ведущей актрисой женщина, которая разрушила вашу семью? — спросила Яна, ощущая прилив энергии.
Арнольд Иванович рассмеялся.
— Вы серьезно думаете, что я могу испытывать чувства, похожие на ненависть, к Людмиле Цветковой, вашей матери? Это полная ерунда! То, что случилось с моими родителями, не мое дело! Люся — милейшая своеобразная женщина, мы прекрасно ладим. А арендовав у театра помещение под ресторан, я даже помог ему не разориться окончательно. Мне нравится старинное здание театра, атмосфера, интересные люди, приходящие сюда.
— Это вот те? — спросила Яна, поворачивая голову к столику, где разместились четверо бритоголовых в кожаных куртках с большими кружками пива, горой раков и бутылкой дорогой водки.
Арнольд Иванович снова засмеялся.
— А у вас своеобразное чувство юмора, Яна. Своей способностью обескураживать мужчин вы похожи на свою мать. Говоря об интересных людях, заходящих сюда, я имел в виду артистов. Кто-то приходит сюда пообедать, так как у нас для театральных работников существует пятидесятипроцентная скидка. Кто-то наведывается ко мне для того, чтобы выпить чашечку кофе, а кое-кто для того, чтобы пропустить чего-нибудь покрепче… А эти ребята — мои постоянные клиенты, и я думаю, что они тоже имеют право посидеть где-то и выпить кружечку-другую пивка. Даже несмотря на то, что у них бритые головы. Вы так не считаете?