Шоумэн

Блэк Кэт

В общем, я могу зачитать весь треш католику. Но душоночка моя очистится, если я скушаю меню причастия.

Второй из 12-ти шахов говорит о том, что мне следует прислушиваться к мнению специалистов. По ремонту гитары – к мастеру по ремонту гитары. По захоронению человека – к администрации кладбища. По вопросам, как мне не нажраться водки сегодня – к человеку, который раньше нажирался водкой, но уже давно не нажирается и не чувствует при этом недовольства. Поэтому по вопросам христианских обрядов я доверился женщине, которая хорошо выглядит и умна, при этом отказавшаяся от секса, от материнской

радости, гардеробских безделушек и прочего-прочего-прочего… ради помощи редко благодарным бомжам не в родной стране.

По средам один раз в месяц сюда приходит молодой православный батюшка. Рассказывает интересные современные вещи. Очень крутой чувак. Мне очень легло его изречение о концепции Бога. Что Мир – это сознание Его. То есть, типа, я – маленький электрон в огромнейшем супермозге. Круто, да?

И подготовился я уже к исповеди – сестра дала мне специальные брошюры. Там есть списки прегрешений. У меня выходило практически всё из этой горы разных пунктов. Плюс ещё на чистый листик я дописывал то, чего в брошюрах не было. Такие штуки как: издевательство над людьми в Интернете, проба своих сил в оккультизме и спиритизме, бездействие во время чужого суицида, своевольное венчание на себе девушки во время пьянки, в которой оказался священник. И т. д. И стал ждать среду. За день до неё сестра мне сказала, что православный поп заболел. Что, возможно, ковид, так как вся семья слегла. И что это нормально: когда человек собирается исповедаться – дьявол суёт палки в колёса. Я в этот момент подумал не о чуваке в красном водолазном костюме с хвостом и рожками, а о российской бюрократии. Когда нужно попасть в окошко номер два. Но для этого надо успешно пройти окошки 3, 5, 4,1, 6, 7. Которые работают в разные дни.

Потом я придумал запрыгнуть в эту кабинку для исповеди в костёле и не признаться пастору, что некрещёный. Но это всё же не дело. Хотя…

Прихожу я в костёл полшестого. Будки эти с 17:00 до 18:00 работают. Должны работать, судя по вывешенной памятке и моим наблюдениям. Но, увы, свет в них не горит – пустые. Я сказал бабуле-служанке, что мне надо на исповедь, так и так. Показала мне дверь, в которую постучать – там я найду священника.

– Здравствуйте, можно войти?

– Здравствуйте. Да, заходите.

– Я бы хотел исповедаться. Можно это, пожалуйста, сделать?

– А вы крещёный католик?

– Нет. Да, я знаю, что я не смогу причаститься, но для меня будет достаточно абсолюта. Я христианин, но в церковь я стал ходить только недавно. Благодаря знакомству с орденом сестёр Матери Терезы. И мне тут у вас нравится.

– Если вы православный, то вам надо исповедоваться в православном храме батюшке. Здесь есть рядом церковь, мы дружим. Она в пяти минутах ходьбы отсюда. Находится там-то там-то.

– Понимаете, я живу сейчас в Доме Милосердия и проникся этим всем только благодаря сёстрам. И шёл я к вам намеренно, а не заскочил по пути.

– То, что вы два раза приходили – это ничего не значит. Идите в православный храм. А потом, если захотите, можете поучиться в католической школе и через года два покреститься. Хорошо?

– Хорошо.

Я хотел уже поскорее сибаса оттуда. Начиная с момента как я зашёл, не внушил

он мне доверия.

Я присел на скамеечку в большом зале. Злой как собака. Меня распирало желание сказать этой свиноморде, что из-за таких «представителей Бога» как он обществом с сарказмом относится к тупорылым церквям и вашему существованию вообще. А некоторых вообще сбиваете с пути созидания.

Но я остыл. Посмотрел на ситуацию со стороны. Пришло в голову, что если бы не так уж много лет назад я бы себя сейчас увидел… то, из-за чего я сейчас расстроен… и как я вообще попал в такую ситуацию… тот я, из прошлого, реально бы подумал, что «чувак, походу, ёбнулся». Это меня развеселило.

В костёл мне больше не кайф было ходить. Но так как развлечений на пустой карман в холодное время года без помощи Интернета я найти не смог – через день, как ни в чём ни бывало, я сидел в костёле на скамеечке с согревающей мыслью: «Этот гад реально считает, что он ближе к Богу, чем я. Я хренею с этих чудаков».

В воскресенье после службы я спросил отца Алана, есть ли у него завтра время перед занятием поговорить со мной. От ответил: «Да». Я собирался ему «нажаловаться». И вообще спросить, как, блин, относиться ко этой всей ситуации.

Рассказал бегло о себе и недавних приключениях, стало на душе отлично. Он развеселил меня, когда он по-доброму смеялся над этим всем. Я назвал день недели, когда попытался исповедаться. Отец Алан вычислил, на какого священника я попал. И стал веселиться ещё сильнее:

– Аааааааххх… Я преееееедстааааавляйуууууу… Отец Штефан обыденно, не спеша подготавливается у себя спокойно к грядущей службе. И тут появляетесь вы. Конечно, вы волнуетесь, вам нужно исповедаться. Сейчас. Нужно было ещё, конечно же, вчера. Но хотя бы сейчас. И лучше поскорее. А отец Штефан стоит и прикидывает: «Как бы мне его спихнуть? Передать в более надёжные заботливые руки?» И после очередного испытания с задержкой исповеди ваш мистический склад ума выдаёт фундаментальное объяснение: «Это происки лукавого!».

И смеётся постоянно. Я не стал говорить, что про лукавого – до такого я ещё не додумался. Но сёстры подталкивали. Он сказал, что раз я с церковью знаком не был, что раз я выбрал католическую ветвь христианства для такого благого дела – я имею полное право рассчитывать на отца Алана – принять у меня исповедь. Назначил он мне время: следующий день, после завтрака.

Я поднялся наверх со своей тетрадочкой к нему после завтрака. Немного волнуясь. И узнал, что он уже ушёл. Минут пять назад.

Мне стало смешно. Я представил, как он быстренько убегает, хихикая, в любую сторону, противоположную стороне здания, в котором я нахожусь. И что он в это время представляет, что я почувствую, не найдя его. С его небольшим ростом, большим животом, далеко не длинными пухленькими ручками и ножками эта картина – герб самоиронии.

Через пару дней покончили мы с этой исповедью. Он сказал, что у него волосы дыбом встали. Я уверен, что он преувеличил. Он умеет крайне эмоционально говорить о каких-то скучнейших мелочах. И я был знаком с людьми, на фоне которых приятно замечал: «Ахренеть… А я не такой уж и хреновый. Чёрт возьми! Да я вообще не хреновый!»