Схожу-ка я замуж!
Шрифт:
Ах, живулька, живулька! До чего же многолика и живуча скучная суровая нитка, пришедшая к нам из портновского далека.
Смотрю я на этих молодых, очень симпатичных женщин, которые пьют компот и какао из огромных тяжелых тарелок, и опять же вижу живульку.
Так уж и нет стаканов? Неужели? Не верю! Стаканы лежат там, где надо. Но пока они лежат там, где лежат, компот можно пить из тарелок. Это уж точно! Не навсегда из тарелок, а временно, временно! Пока нет стаканов,
И пошли в ход прихваченные «на живульку» увесистые металлические тарелки-миски. Ставит такую миску перед собой милая голубоглазая девушка и тихонько оглядывается по сторонам: наслаждаться кофе, приблизив тарелку двумя руками, неловко, а прибегнуть к столовой ложке просто даже смешно, не харчо же! Одно утешение: не ты одна в таком нелепом положении.
…Кто-то разбил стекло в подъезде, и косые струи дождя пулеметными очередями расстреливают жильцов, спешащих на работу. Огорченные жильцы надеются, однако, что, возвратясь домой после трудового дня, найдут окно застекленным.
И действительно находят. Зафанеренным. Уныло стало в подъезде, темновато. Но на все вопросы у домовой администрации один утешающий ответ: временно. Администрация даже обижается: в помещении-то сухо стало, сквозняков нет. Потом застеклим. Обязательно. Потом.
Но потом жильцы просто привыкают к фанерному окну, так как человеку свойственно привыкать к окружающей обстановке, и все становится на свои места.
Как просто и легко пользоваться живулькой! Правда, если пришивать рукав к пиджаку, надо пуд соли съесть, чтоб не морщило, чтоб как влитой рукав был. Но это без живульки. А с ней раз, два, три — и все: висит рукав на пунктирной строчке, и видимость пиджака налицо.
Скажем, продавали билеты в баню города Сердобольска, как обычные билеты установленного образца, а когда их запасы стали иссякать, начали продавать вот что:
И разгоряченный помывкой посетитель, вытащив вместе с мелочью на пиво остатки билетов, прочтет случайно эти странные до безумия слова и подумает, что наверняка пересидел в парной и голова кругом.
Но мы-то с вами, дорогой читатель, знаем, что это такое. Чу, вы слышите? Та же самая ссылка на «временно», на «пока», вот, дескать, перебьемся немного — и будут настоящие билеты. Да ведь это же живулька, только с банным уклоном!
Вспоминается мне и письмо с одной комсомольской стройки. Про живульку, обернувшуюся старыми вагонами, в которые временно поселили ребят, обещая скорый переезд в новый дом. «Скорый переезд» затянулся на год, а дом тем временем заселили. А на жалобы одна отговорка: так ведь временно, потерпите! Вода есть, крыша есть, даже музыка есть, а уж о молодости-то, когда все впереди, и говорить не приходится; ее даже больше чем надо!
Хорошая это лазейка — живулька! Никаких тебе усилий, а видимость заботы налицо. И заботы и работы. А главное, железная формула, которой нельзя не верить: временно! Действительно это так — временно. Но, спрашивается, зачем терпеть неудобства даже временные, зачем временно портить себе жизнь из-за чужой нерадивости, черствости, лени и равнодушия?
А вообще-то я ничего против живульки не имею. Если употребляется она по своему прямому назначению, в портновском деле.
АУ, СОСЕДИ!
Подошел
Прочитал я это письмо, придя домой после работы. Вокруг стояла оглушительная тишина: ни шороха, ни звука. Просторная лоджия была прочно перекрыта непроницаемой стенкой, и за перегородкой вроде бы никто не жил. Все окна в доме напротив были тщательно зашторены.
Я сел на подоконник и посмотрел на улицу. Рядом поблескивала овеянная дождевой пылью пожарная лестница, и мною внезапно овладело фантастическое желание: захотелось вдруг, чтоб по ней забрался мой старый, потерявшийся теперь в дебрях новостроек сосед Ромка-Ромео, как это он делал иногда, если возвращался за полночь, а входная дверь была на цепочке. Чтоб, подтянувшись на последней перекладине, он прыгнул на подоконник моего гостеприимно распахнутого окна и, поскрипывая мокрыми кедами, прошел в свою комнату напротив.
По пути мы перебросились бы с ним последними анекдотами, поговорили бы о подледном клеве, он бы стрельнул у меня трешку, я у него сигарету.
— Представляешь, — сказал бы он мне перед тем, как исчезнуть, — три мужика в один день на одном стадионе взяли высоту два тридцать, понял, как пошло дело!
Я оторвал взгляд от лестницы и с тревогой подумал о том. что вот уже несколько лет, переехав в новую квартиру, не видел своих новых соседей. Это кажется невероятным, но я не знаю, кто живет подо мной, напротив и на первом этаже, возле лифта. А уж про другие этажи и говорить не приходится. Такое впечатление, что дом населен сплошными невидимками.
Какие-то силуэты время от времени мелькают по подъезду, кто-то иногда проскальзывает с детской коляской, кто-то с собакой на поводке, но из-за вечной спешки я никак не могу их запомнить.
И вдруг меня поразила тревожная мысль: а что если сосед действительно вымирает по причине всеобщей цивилизации? Ну, как, скажем, в свое время незаметно вымер динозавр, которому просто стало тесно, и он превратился в ископаемое. Правда, теснота нынче исчезает, но, может, в этом-то все и дело! Ужасно, если это так, но ведь испарилось же из моего лексикона, ну если не совсем, так почти замечательное слово «соседи». Переехав из коммунальной квартиры в отдельную, я, сам того не ожидая, потерял их, кажется, навсегда.
А ведь было время, когда соседи стояли на втором месте после близких родственников и жизнь не мыслилась без общения с тетей Дусей, что жила возле кухни, с дядей Гришей, который занимал проходную комнату и вечно смолил на лестнице свою «козью ножку», с ровесником Ромкой-Ромео, приковавшим себя к телефону, посредством коего шло общение с Джульеттой, и тем самым раздражавшим портниху Леокадию Гавриловну, которой звонили клиентки. Тетя Дуся одалживала соль и спички, дядя Гриша сообщал последние хоккейно-футбольные новости, Ромка-Ромео менялся со мной конспектами лекций, а Леокадия Гавриловна, ловко орудуя машинкой «Зингер», производила бесплатный мелкий ремонт наших носильных вещей. Если кому-то было плохо, вся квартира бросалась на помощь. Было шумно, было весело, было дружно, хотя, конечно, как и в каждой большой семье, дело не обходилось без ссор. Но, даже поссорившись, все знали; за стеной люди, которые в трудную минуту не подведут.