Шпага, честь и любовь
Шрифт:
Герцог. Его многоходовая комбинация провалена. В текущем году он не станет императором. Виновник, точнее — один из виновников провала, сидит в клетке. Сторожит фалько-офицер Байон, который спит и видит, как содрать шкуру с легионера. Что уж яснее?
Но Мейкдон заговорил о другом. Очевидно — взбешённый, пусть и владеющий собой, он промолвил о гибели империи. Как во вред стране может пойти раскрытие заговора, осуществлённое с участием элит-офицера императорской гвардии?
Йоганна. Расстанемся с иллюзиями и назовём её истинным именем — Эльза Мейкдон. Жена герцога. Случайно заманила в постель? Судя по ревнивым
Предала, использовала юношеский пыл. Ужасно… Подло, непростительно, мерзко!
И этот позор произошёл в присутствии Ианы.
Алекс невольно сравнил женщин между собой. Его молодая спутница чиста душой. Нарядившись как истинная сеньорина перед званым приёмом, Иана не уступит и герцогине… В которой есть извращённое очарование порочной женщины. О таких приходилось слышать, но ранее сам не испытывал этих захватывающе низменных чувств, провоцируемых дамами подобного сорта: овладеть ей, грубо, даже оскорбительно…
Он стряхнул наваждение. Если только удастся вырваться из лап Мейкдона, как-то разрешив ситуацию, нужно держаться подальше от Эльзы, чтобы не сгубить душу окончательно.
— Прошу следовать за мной, синьор! — заодно лакей убрал приборы для ужина.
Начинается.
Вопреки ожиданиям, они не направились в знакомый рабочий кабинет властителя и уж тем более не очутились в пыточной, а сошли в сад, на который опустились ранние мартовские сумерки, окрашенные интимным светом масляных фонарей на низких столбиках. Под сапогами скрипнул гравий.
— Оставьте нас!
Лакей исчез. Герцог появился из беседки, густо обвитой каким-то ползучим растением. Когда распустится листва, красиво, наверное.
Алекс с неудовольствием понял, что его моральные принципы, кристально чистые в горном воздухе, возмутительно помутнели за неполный год с прибытия в Леонидию, потому что мелькнула мысль убить Мейкдона ударом кинжала, пока вдвоём и шпага герцога в ножнах, тем самым покончить с остатками заговора и исходящей от него угрозы трону. Но — это подлый удар! Недостойная идея, словно бродячая собака, в которую бросили камень, забилась в дальний уголок сознания и притаилась, показывая мокрые острые клыки.
— Надеюсь, вы с пониманием восприняли несколько холодный приём, юноша, — Мейкдон жестом пригласил следовать рядом. Точно, заключённым положены прогулки. — Я самого лучшего мнения о вас и искренне сожалею, что вы в стане моих врагов, а не друзей.
Аналогичное признание прозвучало в Иллинии. Фиолетовые подозрительно щедры на комплименты.
— Дело не в избранной стороне, синьор, а в вопросах чести. Я присягал графу как непосредственный вассал и императору при поступлении на службу в легион. Честь на кону, измена присяге — её потеря.
— Уважаю… А вы точно помните, тей, слова присяги?
— Конечно. Во имя Света державного, Силой дарованного…
— Не нужно весь текст, верю, что у вас отменная память, — герцог поднял глаза к сумрачному небу. На резко вычерченное лицо с раздвоенным подбородком легли глубокие тени. — Остановимся на главном, на формуле верности. «Всевышнему, империи и императору».
— Именно так, синьор.
Мейкдон кивнул, скорее своим мыслям, нежели реплике Алекса.
— Каждый служит Создателю в силу своего
— Верховный правитель из династии Эдран, властелин Икарийской империи, отец нации, верховный главнокомандующий.
— Браво! Не вам, а вашим наставникам в легионе — браво. Я позволю себе напомнить текст главного документа нашей страны, Ордонанса о дворянских вольностях. Не сомневаюсь, вы слышали о нём, но не знаете его досконально.
Собеседники дошагали до конца недлинной аллеи, приблизившись к крепостной стене, и повернули на другую дорожку, обсаженную с обеих сторон вечнозелёными хвойными растениями.
— Увы, Ордонанс слишком длинен.
— А ничего объёмнее Жития Святых апостолов вам читать не приходилось. Типичный примитив провинциального образования.
Алекс насупился. Не нужно оскорблять малую родину!
— Однако, — продолжил герцог, — в Ордонансе, принятом после череды кровопролитных междоусобных войн, закреплено понятие императора как благородного тея, поставленного над собой другими теями на добровольной, подчёркиваю — добровольной основе. Во имя блага и процветания Икарии.
— Не придавал этому значения. И пока не вижу противоречий.
— Они обостряются с каждым годом. Нынешний император ни по способностям, ни по авторитету не напоминает отца и деда, но по-прежнему цепляется ручонками за власть, понимая её в разрезе сохранения старого порядка любой ценой. Вы были в Ламбрии, тей, и не могли не заметить разительные отличия. Промышленность, железные дороги, паровые суда… Окраины Атены — промышленная зона, насколько хватает глаз. Рядом с Леонидией поместья и сады, все предприятия в восточных предгорьях, соединённые с южным побережьем железной дорогой, которая, как и большинство заводов, принадлежат товариществам с преобладанием ламбрийского капитала. Император зубами держится за старые преференции, пока наша страна необратимо проигрывает экономическое соревнование. Самая страшная потеря последних двадцати лет — утрата монополии на воздух. Ламбрийские дирижабли с каждым годом больше, совершеннее, защищённее. Слышали анекдот? Император разрешил сохранение тейских шпаг на вооружении после того, как ему объяснили — наши зубочистки пригодны рубить обшивку дирижаблей.
Да, Ториус Элиуд как-то упоминал. Но без иронии.
— Сменив его, вы намерены выправить ситуацию.
— Юноша, вы неправильно расставляете акценты. Корона — не самоцель. Императором должен быть самый достойный тей. Хоть бы и вы лично. Да-да, не нужно удивлённых глаз. Почитайте Ордонанс на досуге.
— У меня много свободного времени. Могу и почитать, и корону примерить.
— Вы о заключении в камеру? — живо обернулся Мейкдон. — Оно закончилось. Простите, но счёл нужным укрыть вас от собственного гнева, успокоиться. И от Байона тоже. Чем вы так ему не угодили? Можете не отвечать.