Шпага чести
Шрифт:
Альбер, последний из оставшихся в живых «трех мушкетеров», окинул взглядом представшую перед ним панораму и сказал себе:
— Начинается ближний бой. Теперь успех будет за тем, у кого острее шпага и точнее глаз.
Марсель врезался в гущу наседавших на него «мессов», скрещивая с ними огненные трассы.
Пуйяд, Дельфино, де ля Пуап «приземлили» три «Фокке-Вульфа-190». Четверка Андре, Риссо, Кюффо, Табуре довела свой счет до девяти. С шестью «фоккерами» сцепились Марки и Кастен, и четыре из них отправили в преисподнюю.
И только Лорийону не везло. Он надежно прикрывал Пуйяда,
— Не горюй, Пьер, война еще не кончается. Завтра наверстаешь свое, — утешил по радио.
Пуйяд должен уводить «яков» — на исходе горючее. А тут появляется 15 свеженьких «фоккеров». Генерал Захаров бросает в бой резерв — эскадрильи Рене Шалля и Василия Барсукова. Пока те подходили, звено Резникова сражалось с втрое превосходящим противником. Полковник Голубов со своим ведомым едва поспевал от одного места к другому, выручая своих бойцов. Вот комполка заметил, что к Резникову, сбившему двух фашистов, пристраивается в хвост вражеский истребитель. Еще миг — и трагедия неизбежна. Голубов с вертикального пикирования сваливается на врага как снег на голову. «Та-та-та», — коротко бьет его пушка, и наступает развязка.
Эскадрильи Шалля и Барсукова в действии. Сопротивление гитлеровцев сломлено, они покидают поле боя. Ни одна бомба не упала на наши танки, успешно развивающие прорыв.
Рев моторов утих только с наступлением темноты. Пуйяд и Голубов собрались у Захарова. Подводили итоги.
— Прекрасный был день, — удовлетворенно потирал руки командир дивизии. — Летчики полка «Нормандия — Неман» сбили двадцать девять самолетов, восемнадцатого полка — двадцать пять. А сколько воздушных машин врага уничтожено на земле! И ни одной потери с нашей стороны! Этот день войдет в историю дивизии как самый выдающийся.
— А для нас, — сказал Пуйяд, — это звездный час. Мы никогда не имели столько побед.
— Благодаря чему же они достигнуты? — хитро прищурился Георгий Нефедович.
— Благодаря взаимодействию и боевой взаимовыручке, мой генерал.
— Правильно, Пьер. А ведь было время, когда французы надеялись только каждый на себя.
— По этому поводу русские говорят: было да сплыло.
— Ну, что ж, отправляйтесь в свои части, порадуйте личный состав результатами, сообщите, что все отличившиеся будут представлены к наградам…
Командира полка Пуйяда встретил начальник штаба майор Вдовин. Встретил с донесением в руках, подготовленным для передачи в вышестоящий штаб. В документе значилось, что полк за день произвел 100 боевых вылетов, не имея потерь, сбил 29 и сжег на земле почти 50 вражеских самолетов.
«Да, настоящий звездный час. Такому успеху, если его не зафиксировать в документах, могут потом просто не верить. Молодец, Вдовин! Впрочем, молодцом он был давно, только я иногда недооценивал его», — думал Пуйяд. Ему не нравилось, что Вдовин — штабной офицер — совал нос в летные дела. Например, настаивал, чтобы французы возвращались с заданий не по одному, а той же группой, какой взлетали. Пуйяд глухо противился тому, пока сам не попал впросак: когда остался один, его атаковали сразу восемь «мессов». Отбился — получил наглядный урок правоты начштаба. После этого приказал
— У вас конечно же есть поименный учет? — спросил Пуйяд.
— Обязательно. Пожалуйста, — протянул Вдовин новый листок.
Командир полка углубился в чтение, и перед ним предстало все воздушное сражение, прохронометрированное до минуты. В 12.00 пара Морис Шалль — Шарль Микель сразила двух «мессов»; в 12.30 по одному гитлеровцу уничтожили Дешане, Марки, де ля Пуап, Сент-Фалль; в 14.00 — пары Пуйяд — Перрен и Соваж — Пьеро сбили по два и т. д.
Бесконечный список побед. Что это: удача или случайность? Скорее всего, дали знать о себе накопленные знания и опыт, превратившиеся в подлинное боевое мастерство.
Просматривая сводку дальше, Пуйяд с удивлением прочел строки о себе: «…атакованный четырьмя Ме-109, он из положения на спине бросил машину в штопор, из которого вышел у самой земли, а затем, устремившись ввысь, с лета сразил ведущего вражеской группы…»
Когда это было, вспомнить не мог. Собственно, в той кутерьме многое делалось подсознательно, автоматически, вроде бы само собой, как и должно быть у человека, в совершенстве владеющего своим делом.
Пуйяд прошел в помещение к летчикам, чтобы обсудить с ними перипетии прошедшего дня, но говорить было не с кем: все мертвецки спали. Он почувствовал, что сон и его валит с ног.
Утром — новый подъем по тревоге.
Снова уходит весь полк. Напряжение и задания те же. В 14.00 Пуйяд взлетел с Лорийоном в четвертый раз.
Лорийон, как и прежде, полон решимости сбить врага. Теперь это ему удается — поджигает «юнкерса». И тут замечает, что Мопье-Попову грозит опасность. Бросается ему на выручку и неожиданно для самого себя оказывается лицом к лицу с фашистом. На полной скорости противники сближаются, ведут огонь из всего оружия. Лорийону везет: его снаряд разбивает капот вражеского самолета, тот окутывается дымом. Теперь можно уходить. Но в ту же сторону отворачивает и ослепленный немец. Удар — оба самолета стали падать.
Лорийон опомнился, когда до земли было уже рукой подать. С трудом выправил машину. Боже мой, что с нею сталось! Нет половины левого крыла, отбита часть стабилизатора… Мотор работает так, что, кажется, от вибрации вот-вот развалится. Внизу — танковое сражение. Там пилота никто не ждет. Надо держаться в воздухе, чудом держаться. Куда же лететь? Вспомнилось наставление Риссо: «Хочешь благополучно выйти из переделки, смотри, чтобы солнце было справа, если оно светило слева, когда шел на задание». Немудреное правило, а в такой обстановке здорово выручает.
Сам себе не веря, Пьер Лорийон все же добрался до аэродрома. А на посадке самолет вышел из повиновения, перевернулся на спину и в таком положении скользил по обледеневшей полосе, пока во что-то не уперся.
Через час Лорийон как ни в чем не бывало просил у Пуйяда новый самолет.
— Две ссадины за две победы — счет подходящий, не так ли? — говорил он.
— Это, конечно, приемлемо, — отвечал Пуйяд, — только с новым «яком» дело обстоит худо. Риссо и Фару вернулись из Москвы с пополнением — целых семь человек. Им тоже нужны машины.