Шпага и кнут
Шрифт:
– Только хлеб, – ответила Лионелла.
Она достала из котомки краюху серого хлеба. Катарина сглотнула, отвернувшись, чтобы не видела цыганка. Несмотря на голод, гордость не позволяла отпрыску благородного рода герцогов Ламберанских унизиться до того, чтобы просить поделиться куском хлеба безродную попрошайку.
Лионелла тронула Катарину за плечо и протянула ей ломоть.
– Держи.
В глазах цыганки Катарина не увидела ни упрека, ни насмешки, а предложение ее прозвучало столь обыденно, будто они были старыми подругами.
– Спасибо, – поблагодарила Катарина,
Сейчас она действительно была благодарна спутнице, за ее отзывчивость. Может быть, эта цыганка не такая уж и дрянная девчонка.
– Только знаешь, что, подруга? – произнесла Лионелла. – Давай-ка жевать на ходу. Поехали подальше отсюда. Кто знает, может, у тех недотеп где-нибудь поблизости куча приятелей. Как заявятся сюда всей толпой, да еще с оружием…
Признав предложение разумным, Катарина свистнула своего ослика. Взобравшись на спину осла, она вновь почувствовала себя посмешищем, но, на счастье их обеих, Лионелла воздержалась от колких замечаний, хотя по ее лицу было видно, что цыганка едва сдерживается от смеха.
Хлеб был черствым и невкусным, но проголодавшиеся девушки порадовались и этому. Цыганка оказалась гораздо опытней своей спутницы, что было и неудивительно, учитывая ее бродячий образ жизни, и с ее подсказки припасы обогатились ягодами и грибами, так что на ночевку девушки расположились боле-мене сытыми.
Катарина проснулась первой, когда ночная мгла еще только едва начала рассеиваться. Собственно, ей и спалось-то не очень замечательно. Всю ночь в траве неподалеку слышалось шуршание, над ухом звенели комары, доносилось кваканье полчища лягушек, свидетельствовавшее о близости Чандайской топи, где обитал таинственный и, судя по слухам, злобный чародей.
Лионелла безмятежно посапывала – привычную к ночевкам под открытым небом цыганку ничуть не беспокоили звуки ночного леса. Пожалуй, более подходящего случая избавиться от общества воровки трудно было бы сыскать. Немножко, конечно, совестно, все-таки, цыганка не позволила ей пропасть от голода, но справедливость прежде всего.
Осторожно поднявшись, Катарина освободила стреноженную лошадь. Услышав сопение за спиной, девушка обернулась, готовая выпалить целую кучу всевозможных оправданий, но оказалось, что позади стоит ослик. Лионелла по-прежнему мирно спала, не подозревая, что уготовила ей спутница.
Наблюдая, как хозяйка подтягивает подпругу и готовится взобраться в седло, ослик фыркнул и вдруг раскрыл пасть, явно намереваясь взбудоражить всю округу своим диким криком. Катарина показала ослу кулак и прошипела:
– Только попробуй! Уши узлом завяжу!
Угроза подействовала ненадолго. Свято уверовав в собственную незаменимость, ослик почувствовал себя оскорбленным до глубины души тем обстоятельством, что ему вдруг предпочли совсем другого скакуна, чем и собирался возмутиться во всеуслышание. Увидев как он снова раскрыл пасть, Катарина поспешно схватила осла за морду и силой сомкнула его челюсти.
– Предатель, – укоризненно прошипела девушка. – Черт с тобой, пошли.
Лошадь она просто хлопнула по боку и шепотом приказала:
– А ты скачи домой,
Послушно фыркнув, лошадь неспешно скрылась меж деревьев, унося с собой практически весь небогатый походный скарб цыганки, притороченный к седлу. Катарина потянула ослика за повод.
– Идем, гад ушастый.
Ослик резво засеменил следом за хозяйкой, взмахами хвоста выражая безграничную преданность и полную готовность к героическим свершениям.
Когда солнце поднялось над оставшимся позади лесом, где они покинули Лионеллу, под ногами захлюпало, а еще через некоторое время пришлось перескакивать с кочки на кочку, чтобы не провалиться по колено в топкую грязь. Катарина начала всерьез опасаться, что осел увязнет. Пожалуй, лучше бы было оставить его на окраине болота. Хоть он, конечно, и гад порядочный, но все же девушка уже как-то привязалась к этому несуразному животному и ей было бы жалко, если бы осел вдруг провалился в бездонную промоину.
Однако, вопреки опасениям Катарины, провалился не ослик, а она сама. Оступившись, девушка вдруг оказалась по самый пояс в грязной жиже. Попытка выбраться успеха не принесла, топь крепко держала свою жертву. Катарина похолодела от ужаса.
– Эй, ты! – позвала она осла. – Как тебя там? Помоги!
В голову пришла несвоевременная и совсем неподходящая ситуации мысль, что надо было бы спросить имя осла у его прежнего владельца.
Ослик в очередной раз показал себя сообразительным существом. Поняв в какой ситуации оказалась его хозяйка, он подался вперед и качнул головой пытаясь бросить девушке свой повод, до которого, однако, Катарина не сумела дотянуться. Почувствовав, что ненадежная поверхность болота расползается под копытами, ослик поспешно отступил назад на кочку. Катарина закусила губу и застонала от чувства собственного бессилия. Вот тебе и приключения. Сгинет тут в этой трясине и никто не узнает, как бесславно окончила свои дни потомок славного рода ламберанских рыцарей. И кричать-то бесполезно, все равно никто не услышит.
Впрочем, у ослика по поводу бесполезности призыва о помощи имелось собственное мнение, что он и продемонстрировал, вздернув морду к небу и ошарашив всех местных жаб и лягушек своими резкими пронзительными криками.
Опустив голову, Катарина медленно и безропотно все глубже погружалась в трясину. К чему дергаться и вопить? Она умрет достойно, как и подобает истинной дворянке и благородной леди.
Когда мутная болотная жижа, кишащая водомерками, дошла до горла, вопли осла вдруг смолкли и послышался знакомый язвительный голос:
– Что, конопатая? Увязла?
Катарина вскинула голову. Рядом с ослом стояла Лионелла, держа в руках длинный шест.
– Может, поможешь? – поинтересовалась Катарина, стараясь не казаться слишком обрадованной, чтобы эта безродная попрошайка не возомнила о себе невесть что.
– Дай-ка подумаю. – Лионелла изобразила на лице задумчивость. – Ты украла мою лошадь со всем добром, бросила меня одну в лесу, хотела лишить меня моей награды за спасение принца… Ты знаешь, пожалуй, нет. Не вижу ни одной причины, чтобы вытащить тебя из болота.