Шпаги и шестеренки (сборник)
Шрифт:
– Какие детали! Она вся удивительная. Волосы, платье, лицо, руки… Да вот руки… На правой руке у нее были такие забавные кольца. На указательном пальце – золотое, на среднем – серебряное, а на безымянном – какого-то странного тусклого металла. Первые два кольца, красивые, витые, тонкой работы – а последнее грубое, совсем простое.
– Ага, интересно. Очень интересно! – воскликнул Маркс. – И последний вопрос. Гарри и Лоу, судя по фамилиям англичане. Как у них складывалось общение с ирландцами: мистером и мисс Кэйси, Тибботом. Тут были какие-то национальные предрассудки?
Лицо у гостя передернулось.
– Как сказать… Нормальное было общение. Много смеялись, шутили. Говорили о разном. Но, как это бывает в Лондоне…
– Да-да-да…
– Понимаете, они вроде и не оскорбляли. Но иногда шутили довольно обидно. Оба, но особенно, Лоуренс. То есть, он не говорил впрямую, что ирландцы – деревенщина-пэдди, мик-придурки. Но так все время – на грани говорил. Получалось, что если обидишься, то вроде тем и подтвердишь, что ты тупая деревенщина: не понимаешь тонкого английского юмора. А смолчишь – вроде как, с этой шуткой соглашаешься. Неприятно. Но при старших, в смысле, при Патрике таких шуток у него никогда не было [24] .
24
Paddy – уменьшительное имя от Патрик, оскорбительное прозвище для ирландцев.
– Что ж, мистер Рухтра, мы многое поняли. И сейчас поедем на место, чтобы узнать то, что еще неясно. А вас попросим проехать в ту комнату, о которой я уже говорил.
– Проехать? Это далеко? Может, пройти…
– Нет-нет, именно проехать. Не обессудьте.
Маркс нажал рычаг, едва заметный, поскольку примыкал к столу. Пол под Дейлом, что сидел на стуле, пружинисто ушел вниз. И через мгновение этот квадрат пола вместе со стулом и гостем мягко приземлился где-то в подвале. А его место занял другой такой же квадрат паркета, выдвинутый специальным механизмом.
– Что ж, – сказал Энгельс. – С новосельем. Заодно и работу всей конструкции проверили… Что будем делать – поедем на место пожаров? Или нет… ты в последнее время что-то начал лениться в таких случаях.
– О, нет, милый Фри, только не в этом деле. Тут очень интересно. И, думаю, развязка будет яркой. Ты-то как полагаешь?
– Совершенно с тобой согласен… Однако собирайся. По дороге поговорим…
Через полчаса Карл и Фридрих были на Чизуик-Молл, напротив островка Чизуик-Эйот. Унылое пожарище, обуглившиеся головешки. Люди обходили дом Лоуренса стороной. Вероятно, тут все знали о его страшной кончине и не хотели соприкасаться с памятью о ней. Впрочем, на двух джентльменов в цилиндрах, бродящих вокруг золы, никто особого внимания не обращал: пусть копаются в обгоревшем мусоре, кому нужно по работе.
Маркс и Энгельс обошли все пожарище. Перетряхнули, очищая от золы и пепла, множество предметов. Но вот остановились на том месте, где когда-то располагалась гостиная.
– Ну, что, Фри, тебя ничего здесь не удивляет.
– Особо нет. Возможно, только эти весы. Их место на кухне, а не в гостиной. Но с другой стороны, мало ли что может быть в комнате молодого холостого мужчины. Мало ли что и для кого он мог тут развешивать.
– Да-да-да, –
– Так ведь пожар. Мало ли что могло упасть на нее сверху и расплавиться.
– Да. А вот, смотри, на другой чаше даже гирька сохранилась.
– Действительно. Ну и что?
– Маркировка обгорела. Но если попробовать на вес, то это… Как думаешь, что за гиря?
Фридрих несколько раз подбросил гирьку на руке.
– Что тут думать? Фунт веса – самая распространенная гиря в Лондоне, да и во всем мире. Какая разница?
– Огромная. Я убедился в своих подозрениях. И, кажется, уже все знаю. А ты?
– И я все знаю.
Маркс уставился на друга с некоторой обидой:
– Как ты можешь все знать, если ничего не понимаешь с гирей?
– Зато я понимаю в другом, в чем ты, Мавр, не разбираешься.
– Допустим. И что мы должны сейчас делать?
– Понаблюдать за строениями семейства Кэйси на Чизуик-Эйот.
– Правильно. Доставай свою подзорку, мне нужно посмотреть, что там на острове.
– На островке.
– Да какая разница?
– Огромная.
– Фрицци, не пересмешничай, давай скорее трубу.
Тут Энгельс не стал спорить. Он знал, что когда Маркс входит в раж, то становится по-детски эгоистичным и капризным.
Карл жадно смотрел в трубу, будто глотал бульон после большого голода.
– Да-да-да. Он там!
– Разумеется. Этого и следовало ожидать.
И снова Карл посмотрел на друга с некоторой обидой, будто тот отбирает его любимую игрушку. Ведь он все понял, все разгадал, а оказывается, что кто-то кроме него тоже что-то понял и что-то разгадал. Или друг Фрицци всего лишь подшучивает, издевается?
– Ну, и куда же, милый Фри, нам теперь нужно идти?
– Вон туда, к тому ивняку на берегу Темзы. Правда, я не уверен, что там есть то, что нам нужно, однако шансы пятьдесят на пятьдесят.
Тут Маркс окончательно удостоверился, что его друг действительно кое-что понимает, и они молча направились к ивняку. Тот был огорожен забором со строгой надписью «Частная собственность». Трудно было придумать надпись, которая бы больше раздразнила двух коммунистов. Оба довольно ловко перелезли через забор, почти не изорвав брюк. И вошли в заросли ивняка. В них скрывался маленький деревянный помост, миниатюрная пристань.
– Очевидно, где-то тут должен быть какой-то приводной механизм.
– Да-да-да, ищи рычаг!
Найти рычаг оказалось не так просто. Он был выкован в виде усохшего ствола ивового дерева. Фридрих дернул за железку и два деревянных прямоугольника в помосте откинулись вниз, обнажив вход. Энгельс первым заглянул в дыру:
– Да! Нам повезло – он здесь!
– На одного, на двоих?
– Скорее, на одного. Но если потесниться, то оба влезем.
Под помостом скрывался миниатюрный подводный корабль с механическим двигателем на ножной тяге. Фридрих сразу сел на педали а-ля bicycle, а Карл тем временем плотно закрыл люк и приготовился к исполнению более сложных и ответственных обязанностей штурмана. Впрочем, вскоре оказалось, что с его места рулить неудобно, поскольку мини-корабль рассчитан на одного человека. И рулить должен тот же, кто работает на педалях.