Шпион для Германии

Гимпель Эрих

От волнения нам захотелось есть. Мы сдали чемоданы в камеру хранения. Исход операции «Эльстер» зависел теперь от желтого квиточка, по которому я, заплатив двадцать центов, мог получить назад радиопередатчик, чернила для тайнописи, бриллианты, доллары и оружие.

Выйдя из здания вокзала, мы прошли несколько улиц. На них было значительно больше народу, чем на улицах немецких городов в то же самое время, в 1944 году. В витринах магазинов хозяйничал уже Санта-Клаус. В Германии в последние годы он и не появлялся. Здесь на нем были красное пальто и епископская митра. Белая борода сделана

из ваты, как это и положено.

Затемнения, естественно, не было. Кругом царило неоновое освещение. В витринах магазинов лежали золотые часы, автоматические ручки, портмоне, продукты, винно-водочные изделия, сигареты.

Снег перестал падать. Мы пошли назад к вокзалу. У нас было еще полтора часа свободного времени до отправления поезда в Бостон. Даже если и будет обнаружено, что кому-то удалось незаметно высадиться на берег, едва ли кто сможет предположить, что мы — в Бостоне. Этот город имел, однако, большой недостаток: там родился и жил Билли Колпоу. Миновать Бостон не представлялось возможным. Для меня было ясно, что упускать Билли из виду хотя бы на одну секунду нельзя: в миллионном городе у него были родственники, знакомые и друзья.

Естественно, нервничал и он.

На вокзале мы заметили буфетную тележку. Мужчина в белом халате спросил, не желаем ли мы чего.

— Ветчину и яйца, — сказал я. Это были мои первые слова, сказанные по-английски с момента высадки.

— А какой хлеб? — спросил мужчина.

Я даже немного растерялся. Какой хлеб? Наверное, у него их несколько сортов? Мужчина переспросил еще раз:

— Какой хлеб вы желаете с ветчиной?

— Да любой, — ответил я.

Он посмотрел на меня удивленно:

— Может, вам дать поджаренный?

— Да-да, — подхватил я, — это то, что надо.

Проглотив побыстрее полученное, мы с Билли исчезли. Мне и в голову не приходило, что в Америке даже во время войны имелось пять сортов хлеба.

И вот мы опять в вагоне поезда, но едем на сей раз в Бостон. Пережитое мною при знакомстве с содержимым буфетной тележки снова лишило меня уверенности. В Германии я прилежно выучил все необходимое, но к пяти сортам хлеба оказался не готов. Поэтому еще и еще повторял про себя то, что мне было известно об Америке, задавал вопросы, на которые сам же и отвечал: какова длина Миссисипи? Сколь высок небоскреб Эмпайр-Стейт-Билдинг? Как звали последних десятерых американских президентов? И кто лидировал в бейсболе?

Я теперь уже не помню, как долго продолжалась эта поездка. Во всяком случае, стало уже темнеть, когда мы вышли из поезда.

Нам нужна была гостиница. Она оказалась недалеко от вокзала. Регистрация останавливающихся в гостиницах лиц в Америке необязательна, что и неудивительно, коли учесть, что у американцев нет даже настоящих удостоверений личности. Для оформления номера достаточно назвать свою фамилию, заплатить за весь срок проживания, и более ничего.

Гостиница называлась «Эссекс». В регистратуре записали наши фамилии, даже не взглянув на нас. Я был уверен, что в случае необходимости гостиничный клерк не сможет описать нашу внешность. В нашем номере было две комнаты. Улегшись в кровати, мы проспали до обеда. Конечно, правильнее было бы остановиться в разных

гостиницах, но мне надо было проследить за тем, чтобы Билли не наделал никаких глупостей. Обедать отправились в ближайший дешевый ресторан. После этого зашли в универмаг, находившийся возле вокзала, и приобрели там шляпы и зимние пальто: свой плащ я надел потом всего один раз — в Нью-Йорке. В соседнем магазине я купил себе еще и галстук.

Продавец посмотрел на мое пальто и сказал:

— А пальто-то не местное.

— Почему вы так считаете? — удивился я.

— Я сужу по материалу и покрою.

— Да, вы правы, — согласился я с ним. — Это пальто из Испании.

И в тот же день я от него избавился.

Возвратившись в гостиницу, мы улеглись на постели в одежде и шляпах, чтобы они не выглядели слишком новыми. Я где-то ранее вычитал, что тогдашний британский министр иностранных дел Идеи устранял таким образом новизну только что пошитых костюмов. Теперь мне это пригодилось.

На следующий день мы собирались ехать дальше — в Нью-Йорк. Ночью же мы чувствовали себя в Бостоне в большей безопасности, нежели в купе поезда.

К вечеру пребывание в номере нам порядком надоело. Сначала я хотел было никуда не ходить, но потом решил, что и изолироваться от внешнего мира не стоит. Необходимо идти к людям, чтобы акклиматизироваться и сбросить скованность. По-английски я говорил с небольшим акцентом, но не немецким, а скорее скандинавским. Но ведь говорили с каким-либо акцентом и многие американцы.

Нужно идти туда, где меня ожидают менее всего, — если вообще ожидают. И я решил направиться в ночной бар «Карусель».

В баре все вращалось вокруг собственной оси, включая табуреты у стойки. Только официанты твердо стояли на ногах. Там имелось настоящее шотландское виски. Бутылки были доставлены через Атлантику наверняка более безопасным путем, нежели тот, который мы проделали в субмарине. Оркестр из пяти человек исполнял музыку по заказам посетителей, причем за заказы не надо было платить.

Когда мы выпили, напряжение сразу же спало. Но каждый раз, когда появлялись новые посетители, оно вновь возвращалось: мы же не знали, не заглянет ли в бар кто-нибудь из знакомых Билли. Правда, Колпоу не был здесь уже лет пять, но не связана ли жизнь агента с постоянной борьбой с господином Случаем?

На сцену вышла певица — крашеная блондинка в крикливом вечернем платье. Она курила даже во время пения, держа в руке необычайно длинный мундштук. Билли тут же кинулся к ней. Без всякого смущения она присела к стойке между нами.

— Вы не местные? — спросила она.

— Нет, — ответил Билли.

— А это кто? — спросила она, указывая на меня.

— Мой друг.

— Он не слишком-то разговорчив, — произнесла она и повернулась ко мне. — Как тебя зовут?

— Эдвард.

— Я слышала и более интересные имена. Но ты мне нравишься. Пойдем потанцуем?

— Но здесь ведь никто не танцует, — возразил я.

— Зато танцуют в соседнем помещении.

Из динамика звучала музыка. Элл и — так звали певицу — тесно прижималась ко мне. Она понимала каждое слово из того, что я говорил. И не спрашивала, откуда я приехал и куда направляюсь дальше.