Шпион по найму

Скворцов Валериан

— Ты сообщил про кнопку, которой взорвешь генерала, — сказал я. — Так что, если я и приманка или ещё что-то, то стал в этом качестве бесполезен. Никто тебя не тронет. Во-первых. Во-вторых, обо всем уже договорились с «Экзобанком». Я имею в виду обмен и остальное… Тебе известно, я думаю. А гнался я за Чико. Это — личное…

Я подумал: никто не знает, что Шлайн уже расплатился со мной, и добавил:

— Я потерял огромный заработок, Рум… Огромнейший для меня. Последнюю возможность выжить. А теперь Чико, в чью личину ты, подонок,

облекся, довершил дело, угробил мой шанс или догнать и отнять деньги, или отомстить, или уйти к черту на дно!

— Трудно поверить, что ты один, — сказал Рум.

— Так ли уж? Я всегда работаю один. Ты знаешь, лейтенант.

— Да, ты — бешеный, капрал Москва!

Он потушил фонарик. Сочувствовал. Все-таки столько лет провели вместе. Что ж, он выигрывает, я проиграл. Каждому своя дорога. Нормально.

— Не следовало бы возвращаться в Россию, — сказал он.

— Да ладно… Не будем болтать. Что дальше?

— На дно и фанера, и ты…

— У тебя есть водка? — спросил я.

— Бренди. Замерз?

Зазуммерил мой радиотелефон. Рум вытянул его у меня из-за пазухи и выбросил за борт. Зря. На его месте я послушал бы, кто и что хочет сказать.

Они, наверное, на подходе, подумал я. Наконец-то эти идиоты всполошились. И попросил:

— Если можно, переверни меня на бок. Тогда я смогу взять фляжку в руки и отхлебнуть… Когда ты подменил Чико?

Рум встал с командирского сиденья и, загребая ногами затопившую катер воду, обошел меня по кокпиту сзади. Сел на борт и прикрепил фонарик к спинке водительского кресла, у своих колен и моего затылка. Так он лучше видел меня.

— Во вратах райских тебе потребуется удостоверение личности, — сказал он. — Отделали, не узнать…

— По твоей милости.

— Дикая дивизия. Каких получил. Они не умеют по другому.

Фляжка легла мне в ладони. Запястья, стиснутые наручниками, позволяли едва-едва поворачивать посудину. Отвинтив колпачок, я сделал глоток. Наверное, даже после купания в кювете во время битвы при Керну не было такого озноба… Я приметил, что луч фонарика высвечивает сквозь муть набравшейся в кокпите воды красноватую мятую болванку огнетушителя.

— Они, что же, плюнули на то, что ты замочил Чико? — спросил я, делая передышку перед следующим глотком.

— Они плюнули на Чико. Пижон надоел всем… Люди хотят денег, а не показухи. Уложил я его честно, один на один, хотя и старше его намного. Для этого отребья я — Европа, а все понимали, что операция, за которую взялся Чико, требует уровня. Уровня! Европейского. Не московско-кавказского…

Я глотнул второй раз, отдышался и сказал:

— Закуски не хватает… Европа — уровень? А ты московский уровень откуда знаешь?

— Технология и инвестиции из Европы, а не наоборот, поэтому, — ответил Рум торжественно и протянул руку за фляжкой. Вряд ли он понимал до конца значение своих слов. Повторял за кем-то, как попугай.

Я вытянул руки с фляжкой

вверх. Рум перехватил её. Я разглядел, что он был не в прорезиненном костюме. Короткий бушлат и высокие, вроде рыбачьих, сапоги, в которые заправлены фланелевые брюки.

— Сделай мне напоследок такую малость, Рум, — сказал я. — Ответь на два вопроса, и я запью твое бренди холодным морем с легким сердцем.

Прозвучало выспренно, но в духе Рума. Может быть, он кивнул в знак согласия. Я не разглядел. Но возвращенную фляжку увидел. Бренди воскрешало меня. Жжение размокшей раны на ляжке поутихло. Озноб спадал.

— Первый вопрос, Рум, все тот же.

— Скажи сразу и другой…

— Значит, ты не главный в этом деле, — сказал я. — Если склонен сторожиться…

Он забрал фляжку. Поболтал ею в воздухе. Еще оставалось. Мне бренди начинало ударять в голову. Рум молчал, пока мы делали по новому глотку.

— Я дам тебе шанс, Бэзил, — вдруг сказал он. — Все-таки мы старые камарады и русские люди.

— Шанс всегда есть, даже если ты не камарад и не русский человек. Только какой?

— Возьмем за генерала деньги вместе! Как ты?

Ну да, фальшивыми банкнотами, подумал я. Из типографии имени Вячеслава Вячеславовича. Бедный, бедный, Рум… А если бы деньги были настоящими, подумал я, что бы ты ответил ему сейчас?

— Что делать?

— А ты не знаешь? — спросил Рум. В его голосе мне почудились нотки заинтересованности. Похожие на те, что я слышал в Камбодже под Сиемриапом, когда мы обсуждали в буддистском монастыре, каких Будд лишать головы на продажу. У нас появились саперные пилы по металлу и камню, работавшие от аккумулятора, если, конечно, не глушить мотор броневика.

— Нет, — сказал я.

— Не врать! — рявкнул Рум по-армейски. — Ты хотел сдаться Чико и сказать ему, что с ним хотят расплатится фальшивками, а ты можешь сорвать обман, и что только с тобой он получит свою часть от миллиона двухсот пятидесяти тысяч швейцарских франков! Вот с чем ты плыл к нему на фанерном корыте, а приплыл-то ко мне…

— Допустим.

— Я всегда считал тебя лисой, Бэзил, да малость тугодумной! Тебе нужно время принюхаться… Теперь ты понятней для меня. Ха, месть! Ха, личное! Разумеется, личное, деньги всегда личное…. Сколько заплатили бы тебе на твоей стороне? Двадцать, ну, скажем, двадцать пять тысяч? Я предлагаю двадцать процентов на моей стороне. Ты столько собирался запросить у Чико?

— Двадцать пять.

— Сладили.

— Еще не сладили, — сказал я. — Когда ты подменил Чико?

Господи, лихорадочно думал я, он ведь все знает, даже о готовящейся расплате с Чико, то есть теперь с ним, фальшивыми банкнотами, а про это известно только Вячеславу, да ещё Ефиму и мне! Откуда ему известно так много? Откуда?

— Хлебни побольше. Придется сильно расстроиться, — сказал Рум и слегка потрепал меня по плечу. Снисходил. Принимал капитуляцию.