Шпион по найму
Шрифт:
Как я и предполагал, они были на месте.
— У вас есть хорошая веревка? — спросил я Йоозеппа, ожидавшего возвращения мусорного ведра, прежде чем удалиться в спальню. — Мне бы нужно связать кипу купленных книг. В чемодане не помещаются…
— Бельевая сойдет?
Он нагнулся к дверце кухонного прилавка, порылся, погромыхал какими-то кастрюлями и, отдав мне клубок бечевки, принялся восстанавливать нарушенный порядок на полках.
Я включил радио. Передавали Грига.
Я свил накидную петлю и, когда Йоозепп разогнулся, надел ему удавку через голову на шею, не позволив вскинуть руки. А
— Не обижайтесь, — сказал я. — Ничего худого не случится. Если не будете орать или дергаться. До восьми утра вы простоите на табурете, сил хватит, в позе самоубийцы. А в восемь войдет констебль и освободит вас от петли… Я оставлю дверь открытой, конечно.
— Лучше потушить свет, — сказал Дитер от дверей кухни. — На шторах может обозначиться его тень. Много их там?
— Не знаю. Я видел миниавтобус, прилепившийся проводом к телефонной линии… Слушают наши разговоры здесь, в доме, через жучок или просто наблюдают за домом, трудно понять… Мой оператор только что позвонил. Кажется, я наследил в городе вчера и до этого. Так что, придется покидать обжитую позицию и делать это тихо…
Я влез на табурет и перекинул свободный конец веревки через крюк для люстры, испробовав его на прочность. Потом заменил себя на табурете Йоозеппом, подтянул веревку и специальным узлом обмотал её конец вокруг его лодыжек. В такой позиции нет нужды связывать руки. Стоит потянуться хотя бы одной к ногам или вверх, как тут же вешаешь сам себя. Этот прием я перенял у испанцев в Марокко. Поза, узлы, да и вся конструкция называются «Воля к жизни». Прием совершенно не работал на арабах. Они немедленно душили себя…
— Йоозепп, — сказал я торжественно. — Вы ничего плохого мне не сделали. Вы законопослушный обыватель, обоснованно доносивший на меня полиции. Это можно приветствовать. К выплаченному ранее я прибавляю пятьсот крон за моральный ущерб. Вот… кладу на стол. Их вид будет вдохновлять вас и крепить волю к жизни — по крайней мере, до восьми часов. И очень прошу: не шевелитесь. Вы ведь не хотите, чтобы из-за вашей горячности я стал невольным убийцей? Орать тоже не нужно. Вам едва-едва хватит сил, чтобы продержаться эти четыре часа на ногах… Мой вам совет: не стесняйтесь, мочитесь под себя, когда приспичит. Напряжение физиологического характера не менее чревато бедой. Ну вот, кажется, все…
Странно, как часто я меняю мнение о Шлайне, думал я, собирая вещи. Несколько часов назад мысленно клеймил его как предателя, а он исхитрился предупредить об опасности. Впрочем, как и в случае предательства, случись оно, ничего необычного в этом я не видел — оператор обязан подстраховывать агента, это его работа.
В прихожей я положил на пуфик конверт с тремя сотнями крон. Поверху надписал: «Ийоханнесу Эйковичу, за услуги. Квитанцию заберу позже». Этого достаточно, чтобы полиция придержала таксистскую лицензию полиглота-доносчика.
— Поделим расходы? — спросил Дитер.
Я отрицательно качнул головой.
— Считай это угощением.
Мы вышли из дома задним ходом на задворки, по поленнице перебрались на соседний участок, где, слава богу, собаки не оказалось. Мы пересекли двор, забросанный пластмассовыми детскими игрушками, которые казались какими-то особенно стылыми и печальными под светом убывающей луны. Дитер споткнулся
— Знаешь, как меня зовет женушка в нежные минуты? — спросил он.
— Заткнись, Дитер. Твой нереализованный сексуальный потенциал не повод для болтовни. Тише… Операция началась.
— И что? — он перешел на шепот. — Так вот… Секс-кроличек!
Я поморщился. Бездна вкуса и нежности, конечно.
Мы вышли на улочку, параллельную Вяйке-Карья. Дальше тянулся кустарник, примыкающий к старинному парку над вымерзшей до дна рекой. До утра оставалось три-четыре часа. Автобусы пойдут через два. Одеты мы были тепло. Вместо офицерских я теперь натянул меховые сапожки Йоозеппа.
— В Пярну, после захвата склада, тебе придется пару-тройку часов продержаться одному, — сказал я Дитеру. — Против контрабандистов. Постарайся до моего прибытия перевести напряженность в русло дружеских переговоров.
Дело склеилось. Мы провели захват амбара в Пярну, не откладывая, после завтрака в гостинице «Каякас».
Прилично одетый Дитер Пфлаум отдавал распоряжения Бэзилу Шемякину, помятому субъекту в дохе искусственного меха и кепке с фетровыми наушниками, как ловчее сбивать замок со стальной двустворчатой двери. Едва приступили, появился начальник кохвика с Пярнуского пляжа. Он немедленно меня вспомнил и без сопротивления расстался с ключом ради сохранности двери как части исторического памятника.
Когда я включил жужжавшие лампы дневного света, на застеленном рогожками каменном полу амбара высветились знакомые картонки, обмотанные синим скотчем и меченные рисунком черепахи. Распоров ближнюю ножом, я вдавил начальника кохвика носом в пахнувшие керосином пачки банкнот. Отчихавшись, парень, трясущимися пальцами набрал на радиотелефоне номер Ге-Пе и оповестил его о налете.
Толстый Рэй велел передать трубку мне. И мрачно сказал, что выезжает.
Оставив Дитера обороняться в одиночку, я приказал начальнику кохвика отвезти меня на «Рено» до развилки Пярнуского шоссе, откуда я смог бы добраться на автобусе до Лохусалу. По дороге я выяснил, что торчавшая из кузова пикапа лестница с красной тряпицей на конце маскирует радиоантенну. Позывные — мелодии Гершвина, потом будут ещё какие-то — чередуются в определенной последовательности. Компакт-диски с записями предоставлены фирмой-изготовителем радиоустановки. Их меняет по собственному графику Толстый Рэй. Диски привозит «морской молдаванин» Прока. «Икс-пять» отвечает такими же позывными по дубликатам…
Я вышел из полупустого автобуса на лохусальской остановке и, пройдя к пансионату напрямик, еловым бором, приметил на стоянке «Ауди» Дубровина. Рядом стоял трепаный прокатный «Опель Кадет», в котором мог приехать Ефим. В вестибюле читал газету Андрей. А у киоска с парфюмерией щурилась над витриной Воинова. Она не решалась надеть очки, и от этого её полусогнутая фигура ещё больше напоминала полуоткрытый перочинный ножик. Наверное, были подтянуты и другие силы, которые сходу не выявлялись.
Народу нагнали не из-за меня, конечно. То есть, из-за меня, но не совсем. Именно на случай, если меня вздумают брать эстонцы. Видимо, такое уже случалось в практике Дубровина или — случилось? Другого объяснения у меня не находилось…