Шпион по призванию
Шрифт:
– Пустите, черт бы вас побрал! – завопил Роджер. С трудом вырвавшись, он бросился к последнему пролету.
– Задиг! – закричала мадам. – En garde! 45 He позволяй ему уйти, пока он не заплатит! Луидор, не меньше! Слышишь?
Роджер увидел огромного негра, стоящего в холле. У него мелькнула мысль выхватить шпагу и пробить себе путь на улицу, но он быстро понял, что в столь ограниченном пространстве ему не удастся ею воспользоваться. Задиг слегка пригнулся, держа наготове дубинку, и Роджер осознал, что
45
Внимание! (фр.)
– Одну для меня, месье, – потребовал Задиг, ухмыляясь во весь рот.
Роджер поспешно уплатил дань, и негр отпер дверь.
На улице Роджер с неописуемым облегчением вдохнул свежий воздух, но он, как оказалось, еще не испытал всех «прелестей» своего похода по злачным местам. Му-Му, которую он считал более порядочной и добросердечной, чем ее компаньонки, поджидала его у чердачного окна. Как только Роджер появился на улице, она со злорадным хохотом вылила ему на голову содержимое ночного горшка.
Основной поток пролился в паре футов от Роджера, забрызгав его, однако, с головы до ног. В довершение всех бед, пробежав сотню ярдов до ближайшего поворота, он запнулся о шпагу, не удержался на ногах и полетел прямиком в канаву.
Поднявшись с громким проклятием, Роджер двинулся дальше, замедлив шаг, но ночные злоключения на этом не кончились. Миновав две короткие улицы, которые, как полагал Роджер, должны были привести его к арсеналу, он обнаружил, что безнадежно заблудился и не имеет ни малейшего представления, как вернуться в «Три лилии».
В те времена городские власти еще не брали на себя ответственность за освещение улиц и уборку мусора. Единственными источниками света служили тусклые фонари у перекрестков или над портиками богатых домов, причем последние, как правило, гасли, когда обитатели упомянутых домов ложились спать. Длинные каньоны полной темноты разделяли маленькие лужицы желтого света, так что ночному прохожему приходилось едва ли не ощупью пробираться от одной из них к другой по лишенным тротуаров улицам, зачастую настолько узким, что по ним с трудом проезжал экипаж, и захламленным мусором, который выбрасывали из домов в канавы.
Не многие честные горожане рисковали выходить по ночам без крайней нужды, и Роджер понимал, что мог встретить только пьяниц или воров, спрашивать у которых дорогу весьма рискованно.
Прохладный ночной воздух сперва освежил его после духоты борделя, но вскоре он почувствовал себя странно и понял, что слегка опьянел, выпив почти целую бутылку скверного шампанского.
Хотя Роджер вышел из гостиницы с де Рубеком уже затемно, он решил, что если доберется до набережной, то сможет найти обратную дорогу. Спустившись к морю, Роджер свернул, как ему казалось, в нужном направлении, но вскоре услышал звуки скрипок и обнаружил, что снова оказался возле дома Вдовы Скарон. Обойдя его стороной, он продолжал придерживаться прежнего направления, однако посещение игорного
Причалы и набережные Гавра были столь длинными и многочисленными, что Роджеру понадобилось минут двадцать, прежде чем он начал подозревать, что идет не туда. Тут и там он слышал шаги, видел темные силуэты, на мгновение возникающие из тени, но никто не пытался на него напасть, так как в темноте длинная шпага придавала ему весьма воинственный облик. Поняв, что самостоятельно ему дороги не найти, Роджер нарочито грубым голосом окликнул нескольких матросов, с опозданием возвращавшихся на корабль. К счастью, они были хотя и навеселе, но в дружелюбном настроении и охотно объяснили, как ему добраться до гавани Вобан.
Луна, поднявшаяся над мачтами судов, позволила Роджеру счастливо избежать рытвин и куч зловонного мусора, которыми изобиловали набережные. Наконец протрезвевший, но усталый и все еще кипящий гневом после ночных злоключений, Роджер увидел вывеску «Трех лилий». Он остановился у двери и, услышав шаги, понял, что кто-то идет следом за ним. В приближающейся долговязой фигуре Роджер с новым приливом гнева узнал де Рубека – виновника всех его неприятностей.
Вскоре шевалье также заметил Роджера, и его слова не оставили сомнений в том, что он пребывает в столь же дурном расположении духа.
– Так это вы, мой петушок без шпор, – ядовито заметил де Рубек. – А я-то думал, что за отсутствием матушки, которая укладывает вас в кроватку, вы решили провести ночь в монастыре.
– Что, черт возьми, вы имеете в виду? – осведомился Роджер, густо покраснев, так как прекрасно понимал, к чему клонит шевалье.
– Вы отлично знаете, что, – ответил де Рубек. – Хорошо же вы отплатили за мое участие! Оскорбили бедную девушку и подняли шум в приличном доме, где я вас представил как своего друга. Да вы меня публично опозорили!
– Если вы считаете шлюх и воров публикой, достойной внимания, то мне вас жаль, – огрызнулся Роджер.
– У вас хватает наглости сомневаться в тех, с кем я поддерживаю компанию?
– Да, если это потаскухи и развратники. Стоит ли винить меня, если я, будучи не в состоянии выносить общество подобного сброда, предпочел покинуть его? – Роджер говорил мешая французские и английские слова, но гнев делал его речь достаточно понятной.
– Это ваше право, мой маленький монашек, – последовал быстрый ответ. – Но ни один дворянин не станет отнимать у девушки время и заставлять друга платить за блюдо, которое он оставил нетронутым.
– Я не делал ничего подобного. Я дал девушке гинею, прежде чем вышел из ее комнаты, а эта старая сука мадам заставила меня выложить еще целый луидор, прежде чем выпустила меня из дома.
– Трудно в это поверить, так как меня, старого клиента, заставили уплатить за вас.
– Вы называете меня лжецом?
– А что, если так? Вы всего лишь синица, наряженная в павлиньи перья, у которой кишка тонка лечь с женщиной, не то что сражаться с мужчиной.
– Я не потерплю, чтобы меня называли лжецом! – рассвирепел Роджер. – Говорю вам, что я уплатил этой проститутке.