Шпион умирает дважды
Шрифт:
Но был в этой идиллии пренеприятный, хлестнувший по нервам каперанга момент, когда трудяга-штурман, откачнувшись от маленького столика с расстеленной на нем бледно-зеленой картой и разбросанными в кажущемся беспорядке циркулями и графитовыми карандашами, сообщил в унынии, что курс утерян.
— Догадываюсь, — невесело пробасил Введенский, морщась от известия, как от зубной боли. — Запросим борт.
Барражируя всего в каких-то полутораста метрах над акваторией, все время держа под наблюдением столь удачно обнаруженную цель, АН-24 качнулся с крыла на крыло. Корабль был еще далеко, к тому же отклонился от курса, и нужда
— Значит так, орелики… — командир «ласточки» расслабленно откинулся на довольно-таки жесткую спинку кресла. — Вызываем вертолет. Он и подсветит морякам. А позволят условия — и подцепит пассажиров. Возражения? Возражений нет. Значит, принимается.
На сторожевике тоже не дремали, и Введенский, получив от вахтенных радиотелеграфистов точные координаты цели, теперь с удовольствием потирали руки: худо-бедно, а корабль приближался к месту, и пяти-шестиметровые волны, выплясывая под чуткий маятник креномера, были ему в пути не помехой.
— Что там, на камбузе? — спросил Введенский старпома. — Может, дадут чаю?
И по стальной коробке, словно кто нашептал, понеслось: командир хочет чаю, командира обуяла жажда, а это всегда было верным признаком, что командир доволен и дела идут куда как хорошо…
XIII
Теперь и Джеймс, придя в себя после случившегося с Рыжим, слышал, как время от времени, грохоча моторами, над головой проносился в месиве дождя и соленых морских брызг неведомый самолет. Зная наперед, какая его постигнет участь, рассчитав все, что было возможно в такой дохлой, тупиковой ситуации, он предусмотрительно опорожнил собственные карманы, скинул за борт все лишнее, что косвенно указывало бы на цель предпринятого им путешествия, потом в последний момент содрал с бездыханного Рыжего его латаную во многих местах рыбацкую куртку, напялил ее поверх своей одежды, чтобы при задержании выглядеть перед пограничниками не этаким ангелом с прогулочного катера, а взаправдашним рыбаком, решившим полакомиться свежей камбалой.
Рыща взглядом по ограниченному пространству плота, почти притопленному рано пришедшими сумерками, он с трудом приподнял тяжеленное тело Рыжего и в два приема, отчаянно напрягаясь, перевалил его за борт. Теперь ничто не напоминало о недавнем присутствии здесь второго, ничто не наводило на эту губительную в его положении мысль. Оставалось сделать последнее — расстаться с тем, с чем Джеймс не расставался никогда. Минуту или две он ласкал пальцами бугристые стенки «дипломата» с цифровым замком, медлил. Потом рывком, не глядя, опустил руку за борт, и «дипломат», даже не булькнув, ушел в пучину, исчез, словно его не было.
«Как все в этом мире призрачно! — усмехнулся Гаррисон, сжимая виски. — Призрачно и непрочно. Где Аризона, где Гавайи? Где ты, небесный цветок гамбургских оранжерей, посылающий вызов всему живому? Господи!..»
XIV
Вертолет плыл, словно несли его не металлические лопасти, а крылья ангела.
— Проходим над целью, командир!
— Вижу! Сообщите на корабль…
Введенскому тотчас депешировали: «Держите на „мигалку“, висим над целью». Каперанг, пока корабль
Он ждал, когда вахтенный или сигнальщик известят: «Вижу „мигалку“ вертолета», — и когда такое известие поступило, по внутрикорабельной трансляции, отдаваясь во всех отсеках, на сплошном мажоре грянуло прочищенное горьким чаем горло каперанга:
— Корабль к задержанию! Осмотровой группе приготовиться…
Поднять на корабль вымотанного штормом пассажира и принайтовать к правому борту спасательный плот осмотровой группе труда не составило.
«Ходу, ноженьки, ходу!» — беззаветно чтивший Высоцкого каперанг Введенский приник к плашке микрофона:
— Экипаж благодарю за службу! Корабль — в базу!..
XV
Кутая горло, и без того закрытое высоко поднятым воротником демисезонного пальто, Рязанов объяснял смущенному визитом и высоким чином гостя начальнику заставы:
— Хотелось бы самому взглянуть на место. Не возражаете?
Снарядить всегда готовый к выезду тревожный «уазик» было минутным делом.
— Вот здесь наряд обнаружил следы. А вот там — видите? — объяснял словоохотливый капитан, — сержант Калинин зафиксировал машину.
Рязанов шествовал следом за капитаном, внимая словам начальника заставы, словно увлекательному рассказу гида.
— Тубу с клеем обнаружил тоже Калинин?
— Нет, это проявил бдительность младший наряда Мустафин. На обоих отправили представления на медали «За отличие в охране государственной границы СССР».
— И правильно сделали.
Капитан чуть приостановился, сдерживая широкий шаг гостя:
— Товарищ полковник, можно вопрос?
Рязанов усмехнулся:
— Не церемоньтесь. Спрашивайте…
Начальник заставы приободрился:
— Зачем же нарушитель закатал Рыжему в лоб? Не поделили чего? Ведь с мотором — моряки рассказывали — и делать было нечего, вполне могли запустить. Или не разобрались?..
Рязанов расхохотался от души, и смех его, глуша и отдаляя, ветром прокатило по побережью.
— Рыжий крепко надул своего сообщника. Тот и не предполагал, что напарник не утонет, а заранее привяжет себя за ногу к фалу. Сумеречно было, попробуй тут разглядеть. Да и волнение, само собой, усталость… Рязанов взглянул на капитана, как бы удостовериваясь, понятно ли он изъясняется. — Его потом уж обнаружили, когда моряки доставили плотик в базу. Рыжий с пулевой дыркой во лбу — основное свидетельство. Тут уж не прикинешься рыбаком…
Молча прошли еще какое-то расстояние.
— Меня только одно удивляет… — Рязанов пошевелил носком башмака на полиуретановой подошве жемчугом сиявшие из песка перламутровые створки раскрытой раковины беззубки. — Неужели пограничники не слышали шума подвесного мотора?
Капитан даже приостановился, будто натолкнулся на валун.
— А и невозможно было, — протянул он в растерянности. — Норд ведь дул, северный, значит… Сегодня какое?
Рязанов отвернул на руке манжету, посмотрел на часы: