Шпион вышел вон

Лорченков Владимир Владимирович

Блаженная улыбка.

Генерал говорит:

Вот как надо, молодая, – говорит он.

Чтоб блядь весь алкоголь впитать до капельки, – говорит он.

Чтоб, сука, каждый винный блядь пар в поры пошел, – говорит он.

КПД потребления спиртного, – говорит он.

А вы говорите, культура трезвости, культура трезвости, – говорит он.

Несмотря на то, что генерал говорит «вы говорите», в салоне никто, кроме него, не разговаривает. Камера разворачивается, и мы

видим, к кому обращается генерал. Это его молодая попутчица по самолету, девушка по имени Наталья. Она по-прежнему обнажена, но выглядит уже не такой воодушевленной, как в прошлой сцене. Она выглядит так, как будто ей сообщили пренеприятнейшее известие (и куда там несчастному ревизору – В. Л.) вроде того, что ее партнер инфицирован каким-нибудь неприятным заболеванием. У нее дрожат губы, она в смятении. Крупно – папка рядом с ней. Надпись на папке.

«Договор о сотрудничестве».

Девушка говорит:

Это грязный шанта… – говорит она.

Генерал смеется, как любитель порно, которого уличили в том, что он смотрит порно.

Ясен хуй, молодая, – говорит он.

Да ты не сцы, молодая, – говорит он.

Подписывай скорее, пойдем дальше, – говорит он.

В гостиницу махнем, закроемся… – говорит он.

Вы… вы… вы отвратительны мне! – говорит девушка.

Начинает плакать. Как всегда, когда это делают женщины – даже искренне – в этом есть некоторый налет неискренности (а может, все дело в том, что она время от времени исподтишка поглядывает глазком на реакцию генерала, что он, конечно, прекрасно видит? – В. Л.). Вздохнув, генерал кладет себе на ляжки ноут-бук. Говорит:

Горячий, блядь, – говорит он.

Заебали пылесборники в центре подсовывать, – говорит он.

Смотри, молодая, – говорит он.

По экрану бегут титры. «Дубль номер 29475, материалы вербовочного дела номер 56575-а, Кишинев, Молдавия». Появляется картинка. Это, в некотором смысле, прямая трансляция того, что происходило в лимузине несколько часов назад, и что мы, конечно, видим впервые. Слышны характерные стоны, возня, шлепки. Картинка увеличивается, мы смотрим уже как бы и не кино, а запись чекистов (ну, позволил же себе фон Триер порносцену в «Идиотах» – В. Л.). Мы видим Наташу и генерала, которые бешено совокупляются, причем генерал старательно прячет лицо. Девушка, сидя на генерале, и перебирая его планки (китель по-прежнему на мужчине, даже во время этой сцены – В. Л.) говорит:

О боже, да, – говорит она.

Да-да-да-да, – говорит она.

Блядь, да, – говорит она.

Что ты блядь на хуй сделал со Своим?! – говорит она.

Парафин… – тяжело дыша, говорит генерал.

Парафин закачал, три блядь шарика, – говорит он.

ВДВ, Тамань, 1976—1988, – говорит он.

Три укола и хуй больше, чем атомная бомба, – говорит он (бомба произносит как

«бонба», на манер Хрущева, он вообще, чем дальше, тем больше становится похожим на этого гауляйтера Украины – В. Л.)

Матросы в болт плексиглас сували, – говорит он.

А мы, на Даманском, значит, парафин, – говорит он.

Одной медсестре, значь, присунул, чуть не померла, – говорит он.

Ах ты ж еб твою мать грязный старикашка, – говорит девушка.

Как же ж ты блядь меня ебешь своим парафиновым хуем, – говорит она.

КАК ТЫ ЕБЕШЬ, – говорит она.

Возится с ручкой двери, продолжая ожесточенно двигать бедрами.

Чего, поссать охота? – говорит генерал.

Ссы так… прямо на меня… – говорит он.

Да не ссы ты, давай, ссы, мне нравится, – говорит он.

Девушка, стеная и охая, кончает, мелко трясется. Говорит:

Окно… окно блядь открой, – говорит она.

Генерал стучит в дверь, кричит:

Окно, окно блядь открой.

Открывается окно. Девушка сует в него голову – мы видим лишь ее тело, генерала, салон (все еще черно-белое, это все еще запись скрытой камерой), – и мы слышим дикие крики на румынском языке. Генерал, покачиваясь из-за чрезмерной амплитуды движений девушки, смотрит прямо в экране, и протягивает руку вперед. Появляются красные буквы, видна надпись. «Дополнительная запись, Кишинев, район Аэропорт,… – го мая, 17. 54».

Крупно – только буквы.

Отъезд камеры. Мы видим салон машины, уже в цвете. Девушка Наташа лежит на сидении лимузина, и крутит в руке три шарика, похожие на теннисные, телесного цвета, которые – как и ее голова, – лежат на коленях генерала. Когда до нас доходит, что это те самые места инъекций парафина, Наташа перестает крутить шарики, и ложится на спину. Запрокидывает руки за голову. Вид сверху. Девушка мечтательно говорит:

Милый, а где мы будем жить летом…? – говорит она.

Гхм, – говорит генерал.

Понимаешь, молодая, – говорит он.

Есть у меня домик в Карелии, – говорит он.

Ну, это ты только так говоришь, домик, – говорит девушка.

Небось, трехэтажный дворец (других в Молдавии не бывает – прим. Сценариста), — говорит она.

Нет, один этаж всего… – говорит генерал.

Сруб, банька… – говорит он.

Я там с одной девушкой должен был… – говорит он.

Дело прошлое, – говорит он.

Ничего, я прощаю тебе твое прошлое, – говорит задумчиво Наташа.

А почему одноэтажный? – говорит она.

Причуда такая? – говорит она.

Да нет… товарищ один… в наследство оставил, – говорит он.

Сам-то я дачу бы хуй поднял, – говорит он.

На лейтенантские-то особо хуй построишь, – говорит он.

Кстати, о деньгах, молодая, – говорит он.

Да? – говорит Наташа оживленно.

Ты уж извини, по соточке в месяц сможем подкидывать, – говорит он.

Само собой, придется отчет писать, – говорит он.

То, се, хуе, мое, – говорит он.