Шпион вышел вон
Шрифт:
.. ямом эфире, используя зашифрованные послания, – говорит она.
…жайшее время будет арестова… – говорит он.
…я дачи показа… – говорит он.
…жное заключени… – говорит он.
Заставка новостей. Возобновление эфира. Пауза. Наташа вздрагивает, руки начинают трястись. Начинает что-то говорить, но видно, что девушка сейчас «на автомате», она говорит машинально, не соображая, что именно, а раз так – зачем ее слушать? Звук становится глухим, мы не различаем слов. Крупно – глаза Наташи.
Они полны слез…
Отъезд камеры. Мы видим,
.. начит, под цирком? – говорит он.
…ууу да, – говорит бомж, плача.
Там еще клетка… – говорит он.
Обезьяна там живет… – говорит он.
Там еще обезьяна живет… – говорит он.
Какая еще на хуй обезьяна, – говорит священник.
Че, совсем охуели, твари пьяные? – говорит он.
С размаху разбивает голову второму бомжу. Тот замолкает, мы видим, что половины черепа как не бывало (отец Григорий или играл в хоккей на профессиональном уровне, или ему просто повезло с центром тяжести клюшки – прим. В. Л.).
Правда обезьяна… – говорит бомж.
Там армянин какой-то… в цирке служил… – говорит бомж.
Он сука обезьяну показывает как йети, – говорит он.
Белым выкрасил и показывает, – говорит он.
Ну мы под клеткой прям и зарыли чтоб… – говорит он.
Ясно, – говорит священник.
Качает головой. Говорит:
И вы, пидарасы, хотели – говорит он.
…от святой матери-церкви соткой отделаться? – говорит он.
Коротко ретроспектива.
Коробка для пожертвований с надписью «Коробка для пожертвований». Прорезь. Пустая церковь (все – черно-белое). Два бомжа пытаются протиснуть в коробку для пожертвований пачку долларов. Возня, роняют. Ругаются. Появляется священник, подходит, рассматривает деньги. Говорит что-то ласковым, умиротворяющим тоном – мы не слышим, только предполагаем, гладя на благостное лицо, – уходит. Возвращается с чашей – он не идет, а словно плывет, будто павушка, – и вдруг коротко, очень сильно, оглушает бомжей. Одного, и второго, в доли секунды. Подбирает доллары.
Утаскивает тела в подсобку…
Все та же черно-белая картинка, но уже что-то изменилось. Священник вытаскивает тела из подсобки, – то есть, это уже не ретроспектива, и, по мере того, как к картинке возвращается свет, оттаскивает гигантскую плиту посреди церкви. Крупно – надпись на ней.
«Здесь покоятся жертвователи, семья Чуфля, на день коей в 18 веке был выстроен сей хра…»
Мельком – мумии в мини-склепе. Священник сбрасывает бомжей в склеп, задвигает плиту. Уходит в подсобку, возвращается с тряпкой и ведром. Моет пол. Уходит с ведром. Появляется с автоматом. Задувает все свечи. Дым. Священник уходит. Спина. Иконы. Дверь. Тишина…
После минутной на косяке появляется рука. Потом мы видим фигуру в рясе.
В храм вваливается священник отец Николай.
Покружив, он уходит.
ХХХ
Абсолютная
Мы слышим музыку из песни выдающегося молдавского певца Дана Балана (который наравне с автором сценария составляет сокровищницу фонда культуры Республики Молдова – прим. Сценариста).
Это хит «Деспре тине кынт» (пою для тебя – рум.), очень печальный, романтический, и красивый.
Мы видим тьму, в которой загорается один огонек, потом другой, третий… Наконец, мы видим, что это ванная комната, в которой совершенно обнаженная Наташа, ведущая телепередачи, зажигает свечи. Много свечей. От ее движений и дыхания язычки пламени колеблются. Мы видим, что ванная полна воды, горячей – поднимается пар, – почти до краев. Наташа зажигает пятидесятую по счету свечу, из-за чего ванная комната становится очень красивой, аутентичной, словно номер для новобрачных в недорогом турецком отеле в сезон («а воск отдирать будете сами» – прим. В. Л. голосом сотрудницы на рецепции).
Наташа наклоняется – прямо так, чтобы ее зад крупным планом был показан в кадре, – и мы почтительно замолкаем. Наташа распрямляется. Она держит в руках охапку красных роз. Бросает их в воду. Выходит из комнаты.
Общий план дома. Мы видим, как в окне появляется обнаженная фигура Наташи. Отдернув занавеску, она смотрит задумчиво в небо. Она как будто прощается с ним. Постояв так минуты три, Наташа задергивает занавеску навсегда. Разворот камеры.
Мы видим, что дом оцеплен автоматчиками, которые прячутся за деревьями и кустами.
Снова квартира Натальи, уже комната.
Девушка, усевшись в кресло и укрыв ноги теплым клетчатым пледом, достает ноут-бук. Раскрывает. Начинает печатать. Мы видим светящиеся буквы на экране, и закадровый текст, который читает голос Натальи. Потом – на заднем плане – возникает лицо Наташи, которая читает написанное ей вслух.
Все – под аккомпанемент мелодии «Деспре тине кынт» (вряд ли вы запомнили, так что еще раз, – «пою для тебя» – перевод с румынского В. Л.).
Наташа говорит:
…здравствуй мой любимый мужчина. Смотрю сейчас на твою фотографию, зажгла свечи, купила розы – помнишь маленькие, такие пахучие – ты любил бросать их мне на живот… колючки царапали кожу и ты слизывал капельки крови с моего лобка… ммм я чувствовала все неровности все шершавости твоего языка. Пусть звучит шершаво пусть звучит неровно я так хочу. Ведь тебя нет нет нетнетнетНЕТ со мной и теперь и отныне и присно. Разлучены навек. Я твоя Элоиза а ты мой Абеляр. Старший абеляр особого отдела службы безопасности разведуправления ФСБ. товарищ старший абеляр. А я твоя элоиза, заслуженная элоиза, обладательница хрустального яблока лучшей элоизы независимой Молдовы. Я твоя и я твоя элоиза. Ты мой и ты мой абеляр. Сколько раз мне еще сказать это, прежде чем ты восстанешь из могилы – чтобы обнять меня снова и снова присунуть мне, протиснуть в меня все три шара твоего гигантского болта, в который ты так удачно накачал парафина, когда служил в вдв мой герой. господи я так любила называть твой хуй своей чурчхелой. чурчхела чурчхела чурчхела.