Шпионка Гарриет
Шрифт:
В ЭТОЙ ШТУКЕ, КОТОРАЯ НАЗЫВАЕТСЯ «ЛЮБОВЬ», ЧТО-ТО ЕСТЬ. ПРИДЕТСЯ ОБ ЭТОМ ХОРОШЕНЬКО ПОДУМАТЬ, НО НЕПОНЯТНО, ДО ЧЕГО Я ДОДУМАЮСЬ. МОЖЕТ, ОНИ ВСЕ ПРАВЫ, ГОВОРЯ, ЧТО ТУТ ЕСТЬ ТО, ЧЕГО Я ВСЕ РАВНО НЕ ПОЙМУ, ПОКА НЕ СТАНУ СТАРШЕ. НО ЕСЛИ ПРИ ЭТОМ НУЖНО ЛЮБИТЬ ВЕНСКИЕ СОСИСКИ, НЕ УВЕРЕНА, ЧТО МНЕ ЭТО ПОНРАВИТСЯ.
Она захлопнула блокнот и побежала вниз.
Вечером, когда они с Оле-Голли смотрели кино по телевизору и одновременно играли в шашки, Гарриет заявила, думая о Гаррисоне Витерсе:
— Когда люди все время одни, мне их жалко.
— «И думы одинокий
— Кто это?
— Вордсворт, «Одиноким облаком брожу».
— Ну а ты?
— Что я?
— Тебе их жалко?
— «Как сладко, как мимолетно сладко одиночество».
— А это?
— Уильям Купер, «Отдохновение».
— Оле-Голли, — повысила голос Гарриет, — ты пытаешься мне что-то сказать?
— Да.
— Тогда объясни.
— «Одиночество — страж посредственности и суровый друг гениальности».
— ЧТО ЭТО? — Гарриет уже почти кричала.
— Эмерсон, «Нравственная философия».
— ОЛЕ-ГОЛЛИ, — Гарриет встала. Она действительно страшно рассердилась. — Так тебе жалко или не жалко тех людей, которые одиноки?
— Нет, — ответила та, вопросительно глядя на девочку, — нет, мне не жалко.
— А мне жалко, — сказала Гарриет и снова села, а няня продекламировала:
Всего превыше: верен будь себе.
Тогда, как утро следует за ночью,
Последует за этим верность всем. [11]
11
У. Шекспир. «Гамлет», пер. Б. Пастернака.
«Иногда мне хочется, чтобы она просто заткнулась», — подумала девочка.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
В субботу вечером мистер и миссис Велш собрались на большой прием. Разговоры об этом шли уже несколько дней, и теперь, когда они были почти готовы к выходу, все пришло в полный беспорядок. Мистер Велш сердился, потому что собирался надеть белый галстук и фрак и не мог ничего найти — запонок и тому подобного. Из чистки не успели вовремя принести платье миссис Велш, поэтому все находилось в полном расстройстве. Когда они наконец уехали в совершенно раздрызганном состоянии, Гарриет уже была рада, что их нет. Обычно в такие вечера Оле-Голли развлекала саму себя приготовлением новых невиданных блюд типа «Омара по-королевски» или «Солянки по-креольски», такого, чего ни она, ни Гарриет еще не пробовали. Сегодня она, однако, была в странном настроении.
Гарриет сунулась в кухню спросить, что будет сегодня новенького, но Оле-Голли посмотрела на нее, как будто в жизни не готовила новых блюд.
— Я сделала отбивные, спаржу и печеный картофель. Ты ведь любишь спаржу? — проговорила она, как будто не слыша саму себя.
Все это было очень странно.
— Что мы сегодня будем делать? — осторожно спросила она.
— А? — отозвалась Оле-Голли.
— Оле-Голли, что с тобой происходит? Я спросила, чем мы сегодня займемся?
— Прости, Гарриет, не расслышала. Думала о другом.
Гарриет видела, как Оле-Голли нарочно весело улыбается, чтобы ее не спросили, в чем дело.
— Давай посидим на кухне и поиграем в шашки.
— На кухне? Но мы всегда смотрим телевизор, когда играем в шашки. Ты говорила, что оба эти занятия сами по себе довольно скучные, но если их совместить, они могут слегка занять ум.
— Да, — отозвалась Оле-Голли, вынимая спаржу из холодильника.
— Что ты тогда имеешь в виду под «посидим здесь и поиграем в шашки»? Тут же нет телевизора, — Гарриет начало казаться, будто она разговаривает с маленьким ребенком.
— Я просто подумала, — мы можем посидеть здесь ради разнообразия, — Оле-Голли повернулась к девочке спиной.
Вдруг в заднюю дверь позвонили.
— Кто бы это мог быть? — спросила Оле-Голли странным высоким голосом и, заторопившись к двери, чуть не опрокинула стул.
Гарриет с изумлением увидела, как Оле-Голли отворяет дверь и впускает мистера Вальденштейна, в добротном костюме, с букетом роз в руках.
— Ну, мистер Вальденштейн, — сказала Оле-Голли.
«Она знала, — подумала Гарриет, — с самого начала знала».
— Добрый вечер, мисс Голли, так мило с вашей стороны пригласить меня поужинать с вами и… — он взглянул на Гарриет, которая пронзила его возмущенным взором, — и с вашей очаровательной питомицей. — Он явно собирался сказать больше, но умолк и смешался под градом гневных взглядов, которые бросала на него Гарриет.
Оле-Голли взяла его под руку и подвела к столу.
— Гарриет, — начала она тем же напряженным голосом, — это мистер Джордж Вальденштейн. Мистер Вальденштейн, это мисс Гарриет М. Велш.
«Ну хорошо, наконец она запомнила М.», — подумала Гарриет. Девочка автоматически встала и подала руку мистеру Вальденштейну, который просто сиял от радости. Лицо его было невероятно чистое, усики поблескивали, а воротник рубашки светился такой белизной, что прямо ослеплял.
— Пора садиться, — объявила Оле-Голли.
Гарриет и мистер Вальденштейн сели. Никто не знал, что делать. Гарриет смотрела в потолок. Мистер Вальденштейн улыбался Оле-Голли, а та нервно суетилась у плиты.
— Мистер Вальденштейн, — начала Оле-Голли, но тот протестующе поднял руку:
— Джордж, пожалуйста.
— Ну хорошо, — хихикнула Оле-Голли. Гарриет никогда раньше не слышала, чтобы она так хихикала, и сразу же возненавидела эту манеру. — Джордж, хотите что-нибудь выпить?
— Нет, я никогда не пью. Тем не менее, большое спасибо, Катерина.