Шпионка Гарриет

Фитцью Луис

Они доехали до нужной остановки, и Оле-Голли вывела их из метро.

— Похоже, мы рядом с океаном, — сказал Спорти, идя по тротуару. Легкий, быстро стихнувший ветерок донес до них соленый морской запах.

— Несомненно, — быстро ответила Оле-Голли. Гарриет чувствовала, что в няне что-то переменилось. Она и двигалась быстрее, и голову выше держала.

Они шли по улице, ведущей к океану. Дома, выстроенные из желтоватого кирпича с кое-где разбросанными вкраплениями коричневого, отступали вглубь от тротуара. Перед каждым была небольшая зеленая лужайка.

Не слишком красиво, подумала Гарриет, но, может, им так нравится. Все лучше, чем эти сплошные коричневые дома на Манхеттене.

Оле-Голли шла все быстрее и глядела суровей обычного, будто сомневалась, стоило ли приходить сюда. Внезапно она свернула к какому-то большому многоквартирному дому. Не оборачиваясь и не говоря ни слова, она направилась прямо к двери. Спорти и Гарриет последовали за ней вверх по ступенькам к входной двери, а потом через широкий коридор прямо к черному ходу.

«Она с ума сошла», — подумала Гарриет. Девочка и мальчик молча переглянулись. Тут они внезапно поняли, куда Оле-Голли направляется — к маленькому домику, окруженному крошечным садиком, разбитым во дворе большого дома. Дети остановились, не зная, что делать. Маленький домик был похож на деревенский, вроде тех, какие Гарриет видела, когда они летом жили на даче. Некрашеные стены были сероватого цвета сплавной древесины, крыша — темно-серая.

— Входите, цыплятки, пора выпить чашку чая, — замахала им с обветшалого крылечка вдруг развеселившаяся Оле-Голли.

Гарриет и Спорти побежали было к домику, но вдруг опять замерли на месте. Дверь внезапно отворилась, и на крыльце показалась огромная женщина, больше всех, кого Гарриет доводилось видеть раньше.

— Ну, смотри-тка, кто пришел, — наклонилась она, — смотри-тка на этих пострельцов. — Толстое лицо задвигалось в приветливой улыбке, обнажив беззубые десны, и она разразилась пронзительным раскатистым смехом.

Гарриет и Спорти так и стояли, разинув рты от изумления. Толстая дама возвышалась горой, руки в боки, цветастое ситцевое платье и огромная мешковатая кофта. Наверно, самая большая кофта в мире, пришло в голову Гарриет, и башмаки, наверно, самые здоровые. Удивительные башмаки. Длиннющие, черные, разношенные башмаки на шнурках, высокие, до середины икры, они с трудом сходились на толстых лодыжках, где из-под переплетенных шнурков виднелись белые носки. У Гарриет просто руки зачесались описать все это в блокноте.

— Откуда-тка ты взяла таких мальцов? — могучий голос разнесся по всему двору. — Это что, девчонка Велшей? А это ее братишка?

Спорти хихикнул.

— Нет, он мой муж, — прокричала в ответ Гарриет.

Оле-Голли повернулась к ней и мрачно сказала:

— Не воображай о себе слишком много, девочка, не так уж это остроумно.

Толстуха засмеялась, лицо ее снова задвигалось. Гарриет подумалось, что оно похоже на тесто, из которого сейчас испекут большой круглый каравай. Ей хотелось поделиться своими наблюдениями со Спорти, но Оле-Голли уже вела всех в дом. Им пришлось протискиваться мимо толстого живота хозяйки, которая довольно-таки

глупо продолжала стоять в дверях.

Оле-Голли направилась прямо к плите и зажгла конфорку под чайником. Потом повернулась к детям и очень по-деловому представила:

— Это моя мать, миссис Голли. Мама — можешь уже закрыть дверь, мама. Это Гарриет Велш.

— Гарриет М. Велш, — поправила девочка.

— Ты прекрасно знаешь, что у тебя нет второго имени, но если тебе так угодно, Гарриет М. Велш. А это Спорти. Как твоя фамилия, Спорти?

— Рок. Саймон Рок.

— Саймон, Саймон, ха-ха-ха, — пропела Гарриет, которой вдруг захотелось сказать какую-нибудь гадость.

— Нечего над чужим именем насмехаться, — повернулась к девочке Оле-Голли. В такие минуты Гарриет всегда знала, что та имеет в виду.

— Я больше не буду, — быстро сказала она.

— Так-то лучше, — Оле-Голли снова улыбнулась. — Теперь пора попить чайку.

— Ну до чего же она миленькая! — Гарриет поняла, что миссис Голли еще не переварила знакомство. Она по-прежнему возвышалась горой, руки-окорока опущены по бокам огромного тела.

— Садись, мама, — мягко сказала Оле-Голли, и миссис Голли села.

Гарриет и Спорти переглянулись. Одна и та же мысль пришла им в голову одновременно. Эта толстая леди не слишком сообразительна.

Миссис Голли села слева от Гарриет. Она склонилась над девочкой и заглянула ей прямо в лицо. Гарриет показалось, что она в зоопарке.

— Ну, Гарриет, оглядись кругом, — сурово сказала Оле-Голли, разливая чай. — Я тебя сюда привела, потому что ты никогда еще не видела такого жилья. Видела ли ты когда-нибудь дом, где только одна кровать, один стол, четыре стула и ванна на кухне?

Гарриет пришлось отодвинуть стул в надежде что-нибудь увидеть. Загораживая полкомнаты, миссис Голли склонялась над девочкой, продолжая ее разглядывать. Комната и впрямь была очень странная. Маленький обветшалый коврик лежал у плиты. «У Гаррисона Витерса тоже только одна комната», — подумала про себя Гарриет. Но промолчала, поскольку ей не хотелось, чтобы Оле-Голли знала, что она подглядывает за Гаррисоном Витерсом через чердачное окошко.

— Не думаю, что ты такое видела, — продолжала Оле-Голли. — Хорошенько оглядись вокруг. И пейте чай, дети. Можете добавить молока и сахара, если я мало положила.

— Я не пью чая, — застенчиво пробормотал Спорти.

— Что ты такое говоришь? — Оле-Голли уставилась на мальчика.

— Я говорю, что никогда не пью чая.

— Ты хочешь сказать, что никогда не пробовал чая?

— Нет, — слегка испуганно пробормотал Спорти.

Гарриет взглянула на Оле-Голли. На лице у няни появилось то особое выражение, которое означало, что сейчас последует цитата.

— «При известных обстоятельствах нет ничего приятнее часа, посвященного церемонии, именуемой английским вечерним чаепитием», — твердо и вместе с тем раздумчиво произнесла Оле-Голли, а затем, удовлетворенно откинувшись на спинку стула, снова взглянула на Спорти. Тот ответил ей непонимающим взглядом.