Шпионы «Маджонга»

Тренейл Джон

— Да, еще одно, пока ты не ушел, — поспешил сказать Форстер, опередив ответ Джинни.

— Давай, только побыстрее.

— Если ты решишь не возвращать кредит, ты рискуешь потерять свои акции учредителя. Но, если ты решишься вернуть деньги, то ты оставишь в дураках и Цю, и Питера Рида. Постарайся избежать этого, Саймон.

— Спасибо, Джордж. Я подумаю над этим. Но я опаздываю.

— Ты в самом деле решил лететь? — занервничал Форстер.

— Да, я поеду. До сегодняшнего дня я еще не до конца

был уверен в этом. Но теперь я точно поеду.

Цю ждал машину, как они и договорились, у бокового входа в главное здание Китайского банка на Банк-стрит. Он шагнул было к «роллс-ройсу», но Саймон опередил его, выйдя из машины:

— Доброе утро, шурин Цю. Вы поели?

— Да, спасибо, мистер Юнг.

— Ну зачем же так официально. Зовите меня просто Саймоном, если хотите.

Хитрые глаза Цю сузились, и Саймон понял, что ввел его в искушение.

— Конечно, — ответил он, не намереваясь даже поблагодарить Саймона.

— Вы не хотели бы положить свой кейс в машину? Мой водитель встретит нас в Кай Так.

Взгляд Цю метнулся в сторону «роллс-ройса», и на этот раз в нем была зависть.

— Мы не поедем на машине?

— Нет.

Нет, шурин, настало время кое-чему научить тебя, подумал Саймон.

Цю отдал кейс водителю с явной неохотой, и, когда «роллс-ройс» отъехал от тротуара, он провожал его взглядом даже в тот момент, как Саймон заговорил вновь:

— У нас еще куча времени, Цю Цяньвэй. Мы поедем на двухсотом автобусе, и вы увидите Гонконг таким, как ему и положено быть.

Двое мужчин уселись спереди в салоне. Время близилось к полудню, и автобус был наполовину пуст. Никто особенно не обращал внимания на странную пару — англичанина в костюме «сафари» и Цю, одетого в то, что Саймон про себя окрестил «тайваньская безвкусица»: на нем была вышитая рубашка с короткими рукавами, галстук и узкие серые брюки на ремне из змеиной кожи. Автобус миновал Коулун-сайд и начал взбираться на длинный подъем по Цим-Ша-Цуй. Китаец повернулся к Саймону и спросил:

— А почему на автобусе, мистер Юнг?

— Подумайте о деньгах, которые мы сэкономим, мистер Цю.

Цю улыбнулся, и в его выражении лица Саймон впервые заметил искру неподдельного воодушевления.

— Я ничего не экономлю, мистер Юнг. А как насчет вас? «Ройс» ведь все равно был при вас, верно? Он так и так заправлен и маслом, и бензином, и кто-то все равно должен его мыть. А водитель получает зарплату вне зависимости от того, пользуетесь вы машиной или нет.

— Верно.

— Тогда в чем же дело?

— Могу рассказать вам, но не уверен, что вы поймете меня.

— Как же мы выясним, пойму я вас или нет, если вы не расскажете мне об этом?

— Логично. Ну что ж, тогда… — Саймон помешкал, подыскивая слова. До него

не сразу дошло, что научить чему-нибудь Цю будет, пожалуй, сложнее, чем ему казалось поначалу.

— Я гражданин Гонконга, мистер Цю, это мой город. Я хожу по его улицам, езжу на его автобусах и паромах. Я слушаю разговоры людей. Мне нравятся здешние люди, как никакие в другом месте. Я плачу налоги, чтобы все здесь было в порядке. Я принадлежу этому месту. Гонконг кормил и одевал меня долгие годы. Я многим ему обязан. И я не знаю ни одно другое место в мире так же хорошо, как это.

Цю моргнул. Он был озадачен. Юнг так не похож на других иностранцев, которых Цю встречал до сих пор, и при этом наделен худшими чертами этих людей: скупостью, лицемерием и абсолютно необъяснимым чувством собственного превосходства. «Цюань, ян чжи син» — говорят китайцы про европейцев: «натура собаки и барана». Таковы люди, живущие на Западе. Но все же цивилизация коснулась и его, подумал Цю, то что он говорит о Гонконге, подтверждает это.

— Так вот почему вы хотите построить этот опреснительный завод?

— И потому тоже. Хотя, конечно, я делаю это и для себя. Еще до нашей встречи я понял, что мне же на пользу, если после присоединения к Китаю обо мне останется мнение как о человеке, который заботился о благосостоянии колонии. А сейчас похоже, что, если я буду действовать согласно вашим планам, я к тому же получу от этого еще и прибыль.

— Это понятно. Но меня больше интересует то, что вы говорили о своей любви к этому городу и его людям. Вы же не китаец. Вы англичанин. Вам что, Гонконг на самом деле нравится больше, чем, ну скажем, Лондон?

— Я вообще почти совсем не знаю Лондон. Я хочу сказать, что Лондон для меня стал странным местом — грязным, шумным, населенным грубыми, наглыми людьми. Все правильно, вы можете сказать то же самое о некоторых районах Гонконга. Но сам Гонконг становится все лучше, он не стоит на месте. В нем есть оптимизм, живость. Лондон лишен этого. Так было не всегда. Но ведь нельзя вернуть прошлое. Правда?

Цю опустил голову. Слова Юнга заставили его ощутить грусть. За его собственную жизнь Китай изменился больше, чем за предшествовавшее тысячелетие. Так много было утрачено. Так мало приобретено.

Некоторое время они сидели молча. Каждый обдумывал услышанное от собеседника. За прошедшие дни Саймон несколько раз был очень близок к тому, чтобы возненавидеть Цю за его поведение в Пекине, но некоторые черты характера китайца странным образом привлекали его. Цю был смешным маленьким человечком. Если бы китайцы так не носились с их собственной природной исключительностью…

— Могу ли я задать вам вопрос? — сказал он наконец.

Цю словно внезапно пробудился от собственных грез.