Шпионы «Маджонга»

Тренейл Джон

Сразу же у входа в зал, где уже погасли огни, стоял индус, проверявший билеты. Мод показала ему пропуск — индус кивнул. Тут Цю заметил китайца, стоявшего рядом с контролером. Когда их взгляды встретились, китаец поднес большой палец левой руки к уху и почесал его, Цю тут же потер правое плечо левой рукой, использовав для этого только средний и безымянный пальцы. Весь обмен жестами занял не более секунды.

— Пожалуйста, идите за мной. — Китаец повел их вдоль первого ряда и усадил прямо напротив сцены. Представление уже началось, но шум в зале едва ли стал тише. Мод, довольная, уселась в кресло и стала объяснять Цю сюжет оперы.

— Это такая женщина, она белая змея и живет на

небе, понимаешь? Ну вот, и у нее есть служанка, конечно, и вот она спускается на землю, ну и влюбляется тут, ну и ребенок, конечно, потому что в те времена не было контроля над рождаемостью, сечешь? Но священник говорит, что она должна вернуться на небо и оставить своего дружка и ребенка, и они хватают ее после большой драки и сажают в корзину, потому что она змея, сечешь? А ее сын потом учится, и все такое, и однажды ей разрешают спуститься на землю повидать его, но потом она снова должна вернуться на небо. Понял?

Цю надменно фыркнул. Он должен был признаться, что очень любил оперу. В школе он однажды исполнял второстепенную роль в спектакле на выпускном вечере. Они тогда ставили «Красный фонарь». Это была «образцовая опера», написанная самой Цзян Цин — женой председателя Мао. С классическими операми, шедшими до культурной революции он не был знаком. Однако он понял, что понять суть происходящего не составит труда, потому что по краям сцены были установлены табло, на которых «бегущая строка» передавала содержание либретто. Звон гонга и цимбал стих, сменившись более мелодичной музыкой — играли на эрху, и Цю начал потихоньку расслабляться. Но вдруг кто-то подергал его за рукав. Он вздрогнул, увидев человека, проводившего их на места. Тот сидел рядом.

— В следующем ряду, — тихо прошептал китаец. — Справа от вас. Трое у прохода.

Цю выждал, когда закончится ария главной героини — Белой Змеи, и, воспользовавшись загремевшими аплодисментами, спросил:

— Сфотографировали?

— Да. Уже послали.

— Когда?

— Завтра рано утром.

— Тогда ты свободен.

Цю пришлось ждать почти час до первого антракта, когда, извинившись перед Мод, он смог отправиться на поиски туалета. За те пять секунд, что он шел вверх по проходу, он сумел рассмотреть нужную группу людей. Двое были ему хорошо знакомы — они были директорами Советского Коммунального банка из местных отделений, и он изучил их досье. Третий озадачил Цю. Это был человек лет шестидесяти, со строгим бесстрастным лицом, и Цю беспокоило, что, хотя мужчина казался ему знакомым, он никак не мог припомнить его имя. И чем дальше Цю думал об этом человеке, тем меньше он ему нравился.

На следующий день пошел дождь. Серые облака низко нависли над городом, и, пока сингапурцы добирались до своих рабочих мест, они успевали вымокнуть до нитки. Потоки воды били отвесно, переполняя водосточные канавы, заливая тротуары и превращая улицы в каналы, по которым было бы удобнее передвигаться на сампанах, чем на автомобилях. Мрачный день, думал Саймон Юнг, пока водитель свернул на Киллини-роуд, проехал мимо почтамта и погнал машину к Ривер-Валли-роуд. Саймон вспомнил о Цю. Подошла следующая стадия процедуры возведения стены вокруг Гонконга. Сегодня Саймону предстояла встреча с русскими. Он открыл «Стрейт таймс», пробежал заголовки и нашел страницу с финансовой рубрикой. Теплый дождь все лил и лил сквозь кроны буйной растительности: пальм, акаций, бамбука. Влага впитывалась в почву, и гнилостный запах распространялся вокруг, испарения почти душили, забивая ноздри.

Они выехали загодя — дорожные условия стали плохими, поэтому водитель ехал медленно, свернув на Ким-Сен-роуд. «Мерседес» пересек реку Сингапур и сразу же повернул

направо. Мистер Ни указал рукой в окно.

— Это там.

Саймона внезапно охватило любопытство, и он подался вперед. Сквозь завесу дождя он разглядел ворота: две квадратные каменные колонны заканчивались сверху стилизованными фигурами драконов. К колоннам крепились зеленые металлические ворота, одна створка которых была открыта. Густые заросли деревьев и кустарника тесно обступили подъездную дорожку, закрыв здание в глубине двора. Водитель въехал в ворота и начал петлять по дорожке, разматывавшей свои изгибы под покровом мокрых ветвей. Наконец автомобиль остановился под навесом, и Саймон вышел. Слева от него оказался сад, подъездная дорожка полукругом огибала газон, в центре которого располагался восьмиугольный каменный фонтан.

Поодаль чуть в стороне от фонтана высилась раскидистая шелковица, в тени которой притаился старый дом с крытой верандой. Металлические перила и стояки разъела ржавчина, казалось, того и гляди, все обратится в ржавую пыль.

— Прежде здесь была гостиница, — пояснил мистер Ни. — То есть в ту пору, когда мой дед приобрел этот дом.

Саймон, стоя спиной к мокрому саду, окинул взором двухэтажное беленое строение со светло-зелеными оконными переплетами и сваями. Оказалось, что он не фасад рассматривает, полагая, что стоит под навесом, а фактически ступил в помещение и находится на веранде с покатым полом, вымощенным плиткой, — очевидно, легкий уклон обеспечивал сток дождевой воды. В каждом конце веранды имелись огромные проемы безупречной арочной формы, выполнявшие роль окон с подъемными теневыми шторами наподобие жалюзи. Вдоль всей балюстрады стояли высокие напольные вазы с причудливыми растениями. Однако во всем ощущался упадок, даже запустение, и сквозила печаль. Бетонная подъездная дорожка совсем растрескалась, как и бордюр по краям газона, давным-давно не стриженного. Правда, за кронами деревьев, похоже, кто-то ухаживал, но Саймон безошибочно угадывал невеселое будущее сада: некогда ухоженный и прекрасный, он вскоре превратится в городские джунгли.

— Вам нравится, а?

— Великолепный дом, мистер Ни. Я никогда не видел ничего, что могло бы сравниться с ним.

— В Сингапуре теперь почти не осталось ничего подобного, мистер Юнг. Так жаль. Я скоро потеряю его. Знаете, Мод и я выросли здесь.

— Скоро потеряете? — переспросил Саймон. — Вы намерены его продать?

— Да. Дом служил мне последнее время в качестве конторских помещений. Я все еще держу пару комнат вон там, в том крыле.

Саймон взглянул туда, куда показывал старик: входная дверь окована железом, а на окнах решетки.

— Мне ведь теперь уже не нужен офис, — сообщил мистер Ни с грустью, — поэтому мы вынуждены продать имение.

— По-моему, любой подрядчик руку правую отдаст, чтобы заполучить такое место.

— Я тоже так думаю. Покупатель, без сомнения, снесет дом и построит на его месте круглый розовый небоскреб этажей так в пятьдесят. — Ни пожал плечами.

— Прошу вас, входите.

Саймон поднялся вслед за хозяином вверх по лестнице. На площадке по бокам от двери стояли бамбуковые кресла. Мистеру Ни понадобилось три ключа, чтобы отпереть.

— Входите, пожалуйста, — сказал он, пропуская Саймона.

Саймон поставил кейс на пол и осмотрелся с нескрываемым удивлением. Он бывал во многих китайских домах, но впервые попал в такой, где все дышало древностью. Прямо перед ним находился семейный алтарь предков, накрытый красно-сине-золотой материей, на нем поднос с четырьмя высохшими апельсинами, ваза с давно увядшими цветами и две латунные подставки для благовонных палочек. На стене висела черно-белая фотография старой женщины.