Шторм
Шрифт:
— Тогда всё было слишком неконтролируемым. Мы все употребляли наркотики, и друг с другом тоже. Мне нелегко было принять такое решение. В то время я была влюблена в Джонни. Джейк, мы с тобой... — она отворачивается. — Ну, я также была с Джонни, и за это время я влюбилась. Но я не была его единственной. И мне хватало ума, чтобы понимать, что я не была ей и никогда не стану.
— Возможно, но он бы заботился о своём сыне.
— Может быть, ты прав. Но тогда мне нельзя было рисковать. Я не знала, твой это ребёнок или Джонни. Боже, как я испугалась. Мои родители были глубоко религиозными. Я уже
— Не стоит. Ты не можешь рассказать ничего такого, что шокировало бы меня, Тиффани. Я знал своего сына и всё равно любил.
Она медленно выдыхает и переводит взгляд на меня.
— Я вошла в его комнату. Он потерял сознание на своей кровати... на его руке был затянут ремень, а рядом с ним на кровати лежала использованная игла. В комнате находилась ещё пара девушек без сознания — одна на кровати и одна на полу. На тумбочке был кокаин. Везде валялись пустые бутылки из-под алкоголя. Ничего такого, чего я не видела раньше, но беременность заставила меня взглянуть на всё это более ясными глазами. В тот момент я поняла, что не хочу, чтобы мой ребёнок жил такой жизнью. Если бы я рассказала Джонни о беременности, как раз это и случилось бы.
Я знал это о Джонни. Знал, что время от времени он вводил инъекции. Сам я никогда не пользовался иглой, но для него такой границы не существовало. Я ненавидел это, но никогда не пытался его остановить. Я всегда был под кайфом. Каким же лицемером я был, когда в течении дня едва ли был чист?
— Родители отреклись от меня, когда я сказала им, что не откажусь от ребёнка, — продолжает Тиффани. — Поэтому я уехала из Нью-Йорка. Нашла дешёвую квартиру в Квинсе. Хоть это и было трудно. Мне удавалось жить на пособие до тех пор, пока Шторму не исполнился год, а затем я устроилась на работу в пекарню Мэри. Работа шла в комплекте с комнатой в квартире этажом выше. С тех самых пор мы живём здесь. И мы были счастливы — до тех пор, пока... я не заболела.
Я как раз собирался спросить о её болезни. Сколько ей осталось жить? Что будет со Штормом, когда её не станет?
Но потом до меня доносятся голоса и звуки открывающейся и захлопывающейся входной двери.
Взгляд Тиффани скользит к часам, висящим на стене.
— Он пришёл домой раньше, — говорит она.
— Он знал, что мы будем здесь? — спрашиваю я.
— Да. Он знал, что ты приедешь, чтобы увидеться с ним. Но я ждала его в полчетвёртого. Он рано, а значит, он ушёл из школы на час раньше, чем предполагалось, что означает, что у него неприятности.
— Что именно ему известно об этой ситуации? — спокойно спрашиваю я, не веря, что не спросил об этом раньше. — Он знает, что я мог бы быть...
Тиффани качает головой.
—
Отведя глаза от Тиффани, я смотрю на открытую дверь, слыша тяжёлые шаги в коридоре, и моё сердце бьётся в два раза быстрее.
Затем, секунду спустя, в дверном проёме появляется двойник Джонни, и моё сердце уходит в пятки.
Глава 10
Я пялюсь.
Я знаю, что пялюсь.
Но такое ощущение, будто я вернулся в прошлое. Каждый дюйм Шторма — это Джонни. Это ужасает и удивляет одновременно.
Шторм выглядит так же, как Джонни, когда я впервые встретил его, переехав в Штаты.
Он его точная копия — от худощавой фигуры и длинных лохматых тёмно-русых волос, зачесанных назад, до голубых глаз... глаз Джонни. И они устремлены прямо на меня.
Если имелись какие-либо сомнения, что Шторм не был сыном Джонни, то они исчезли в этот самый момент.
— Шторм, почему ты дома так рано? — мягкий голос Тиффани разносится по комнате.
Шторм переводит взгляд с меня на Боба. В конце концов, он смотрит на мать.
— У меня перемена, — в итоге отвечает он.
Иисус. Он даже говорит, как Джонни.
Не знаю, от чего мне плакать, от облегчения или от боли.
Тиффани вознаграждает Шторма тем же взглядом, которым Тру смотрит на Билли, когда у него возникают проблемы в школе, что случается нечасто. Он просто унаследовал немного бунтарства от меня.
Тиффани не задаёт Шторму вопросов об этом, по-видимому, оставляя всё, как есть.
Я встаю. Прижав потные ладони к джинсам, я прочищаю горло.
— Шторм... я Джейк.
Он снова смотрит на меня. Его взгляд пронизывает меня насквозь. Я не могу прочитать его. У него несколько отстранённый взгляд.
— Я знаю, кто вы.
Конечно, знает.
— Шторм... — раздаётся дрожащий голос Боба позади меня.
Я смотрю на Боба, когда он продвигается вперёд, становясь рядом со мной.
— Я Боб. Твой... дедушка. Я так рад познакомиться с тобой.
Шторм ничего не говорит. Он просто стоит на месте, глядя на нас обоих.
Затем выражение его лица, кажется, закрывается. Он делает шаг назад, отступая.
Что-то дрогнуло внутри меня. Это очень похоже на страх и утрату.
Это чувство усиливается, когда он поворачивается, чтобы уйти.
— Шторм, — голос Тиффани несёт в себе командные интонации, заставляющие его остановиться.
Он оглядывается на неё через плечо.
— Куда ты идёшь?
Она снова смотрит на нас, но затем опускает взгляд в пол.
— В свою комнату, — тихо, но твёрдо говорит он.
Я множество раз слышал, как такой же тон использовал Джонни.
Я слышу скрип кресла и наблюдаю, как поднимается Тиффани.
— Боб и Джейк проделали долгий путь, чтобы увидеться с тобой.
— Я должен быть благодарным? — его голос становится напряжённым.
— Шторм, — рявкает Тиффани.
— Нет. Это враньё. Всё это чушь собачья!