Штормовое предупреждение

Chiba Mamoru

“Интересно, – мелькнуло в голове,- она или угадала, почувствовала, или просто блефовала?”. Впрочем, вряд ли это было важным сейчас. Его вполне устраивало то, что все здесь будет решать не он. Что, в принципе, что угодно будет решать не он, покорно позволяя уложить себя навзничь и делать с собой что угодно... Он послушно, стоило Еве немного сжать пальцы на его горле, выгнул спину, прижимаясь, проезжаясь, где надо, и чуть не простонал – мешала одежда, ткань натирала, и вместе с тем это не могло не быть приятным.

– Можешь не сдерживаться, – разрешила Ева. – Если выдержишь...

Он выгибался уже ритмично, вроде бы и

сохраняя мужскую прерогативу на активные движения и, вместе с тем, чувствуя, что ведет тут совсем не он. Ева неплохо подстроилась, нашла положение, при котором он доставлял ей своим движением наилучшие ощущения. Скупой свет уличного освещения иногда позволял видеть, как она запрокидывает голову, или выхватывал ее улыбку – улыбку, которая ясно говорила, что Ева не прочь запустить в него и зубы.

Поза была неудобной и заставляла его нехило прилагать усилия, чтобы на пару секунд ощутить облегчение, а потом все начиналось заново. Ева снова сцапала его за волосы и сильно оттянула голову назад, и он терся теперь о ее умопомрачительный бюст беззащитным горлом. Даже это выбивало у него дрожь, а Ева, чувствуя это, вцепилась в волосы ощутимо, болезненно. Иногда она подавалась ему навстречу, и он секунду ощущал ее бедра своими, а иногда нет, и хотелось разочарованно простонать, но он только сцеплял зубы. Еве нравилось, что он молчит, давит любой звук, стараясь изо всех сил, тратя их на одно только бесконечно повторяемое движение. Руки онемели, спина просила о пощаде, но хуже всего было ощущение болезненно-жгучего, яростного трения. Он заметил, что Ева следит за ним, ловя каждую вспышку этой мимолетной боли, держит его за волосы так, чтобы видеть лицо. Глаза у нее полузакрыты, но взгляд цепкий. Кто знает, насколько бы еще его хватило, но долгое голодание взяло свое. Ощущение ее потрясающих форм и мысль о том, что сейчас она наверняка мокрая, добили его. Когда его накрыло, он выгнулся насколько мог, но касался Евы едва-едва, а она не спускала с него взгляда, зато он чувствовал, как она волнительно дышит. Пожалуй, это было самым мучительным опытом близости в его жизни. Она уселась верхом, обратно только когда он перевел дыхание.

– Ну что, – произнесла она, – ты еще не передумал?

Он через силу улыбнулся.

– Я надеюсь, ты позволишь мне в следующий раз обнять тебя?

Он сел, и небольшая, по сравнению с ним, Ева, сидя у него на коленях, сняла с него наручники. Но не вернула, сунув их в собственный карман.

Пока он растирал запястья, она возвратила машине ее прежний вид, скомандовав «базовую формацию», а потом снова обратила на него тот же внимательный, немигающий взгляд.

– Ты переодеться не хочешь?

– Я еще и в душ хочу. Но это мелочи по сравнению с тем, как я хочу обнять тебя.

Ева выдохнула, расправила плечи и завела мотор.

– Я надеюсь, на этот раз нам недалеко, – заметила она. – Лучше бы этому месту быть недалеко.

Они были в одном из тех многочисленных уголков города, которые как будто не связаны с центром и его жизнью. Словно они – город сами по себе, просто каким-то недоразумением оказались в черте другого, побольше. Здесь были серые улицы, довольно тесные, забитые рекламой, дешевыми забегаловками и сомнительными притонами, магазинчиками, задними двориками, кинотеатрами на пятьдесят мест, поизносившимися бильярдными и бессчетным числом квартир и квартирочек. Их бесконечные балконы выходили

на улицы, закрывая и без того узкую полоску неба. Сейчас, когда уже хорошенько стемнело, было похоже на то, что дома смыкаются над серой лентой асфальта внизу.

Шкипер не звонил, и Ковальски был ему за это мысленно благодарен. Командир у него не дурак, сложил два и два и прекрасно понял, что сегодня он будет лишним. Ковальски поглядел на свою спутницу. В свете уличных фонарей, ритмично проносящихся мимо, она казалась ему сосредоточенной и целеустремленной. Цельной. Как выпущенная пуля – такая же обтекаемая, блестящая, опасная. Привлекательная.

– Что ты так глядишь? – почувствовала она его интерес. – У меня на лице что-то?

– Я любуюсь.

Ева фыркнула.

– Адам, запомни на будущее: не всякая женщина падка на комплименты. Я отлично знаю, как я выгляжу. Ты или извращенец, или святой.

– Ты считаешь себя некрасивой?

– Брось. Ни одна женщина себя не считает ни достаточно красивой, ни в должной степени уродливой. Ей кажется всегда, что она – очень даже ничего, что правда, с некоторыми досадными недостатками.

– А ты?

– А что я? Прямо скажем, в дом моделей меня бы не взяли. Не то чтобы мне очень туда хотелось, конечно. Но видишь же, крашусь вот, да.

Ковальски помолчал какое-то время, имея при этом вид человека, совершающего мысленные расчеты.

– Что тебя так озадачило? – не выдержала она, спустя несколько минут.

– Вы задействовали водоплавающие средства при поимке Дэйва, не так ли?.. Ваш флаэр мог и плавать, я помню у него гребные винты и воздушные подушки в комплектации…

– Как-то ты странно тему меняешь, Адам…

– Даже не думал менять ее. По моим предварительным подсчетам твоя внешняя привлекательность равна приблизительно двадцати восьми миллиеленам.

– Адам, ты и флиртуешь странно…

– Не думаю, чтобы я был потенциально способен к этому. То есть, я хочу сказать, я выражаю симпатию, как умею, а умею я не очень. Ты имела возможность наблюдать не так давно. Что касается моего утверждения, то я напомню: согласно древнегреческим мифам, похищение Елены Прекрасной стало причиной начала Троянской войны, а красота Елены часто упоминается, как сила, способная сдвинуть с места тысячу кораблей. Исходя из этого, математики предложили некоторого рода единицу измерения под названием миллиелен, которая определяется, как количество женской красоты, достаточное для того, чтобы запустить один корабль. Сама Елена Прекрасная по этой трактовке обладает красотой, равной 1186 миллиеленам, так как именно столько греческих кораблей приплыло к стенам Трои, согласно тексту «Илиады» Гомера. В деле Дэйва я насчитал примерно двадцать восемь задействованных судов, считая так же его собственную подлодку, ваш флаер и даже ту несчастную угнанную гондолу…

– Протестую! Когда угонялась гондола, ты меня в глаза не видел!

– Гондола судно? Оно было сдвинуто с места? Ты имела к нему отношение? Какие тут могут быть споры? – лейтенант пожал плечами, как будто желая подчеркнуть свое к происходящему отношение. – Ты красива, Ева. Когда я говорю об этом, я имею в виду не только то, что мне нравится твое лицо, или твое тело, или то, как ты держишься.

– А что тут еще можно иметь в виду?

– Я рассматриваю цельный образ, если позволишь. Наша с тобой первая встреча ознаменовалась помнишь чем?