Штормовой день
Шрифт:
— Но зачем бы Джоссу понадобилось бюро? — удивилась Молли.
— Ценное бюро. Не забывайте об этом. Редкая антикварная вещь и, конечно, дорогая. Гренвил сам только что это сказал. Возможно, ему нужны были деньги. Судя по его виду, лишние деньги ему не помешали бы. Он постоянно наезжает в Лондон. Он понимает в мебели. И сообразил бы, как продать это бюро. — Элиот резко оборвал свою речь, как будто догадавшись, что и без того наговорил лишнего. Он допил виски и молча налил себе еще.
Пауза начинала быть
— Не думаю, чтобы Джосс…
— Чушь собачья! — резко и яростно бросил Гренвил.
Элиот со стуком поставил на место бутылку виски.
— Откуда ты знаешь? Откуда ты вообще знаешь хоть что-нибудь про этого Джосса Гарднера? Прибился к нам, явившись неизвестно из каких мест, как хиппи, сказал, что хочет открыть здесь магазин и — пожалуйста! Тут же ему отдают чинить и реставрировать всю мебель, какая есть в доме! Что ты знаешь про этого Джосса? Да и все мы, что мы знаем о нем?
— Я знаю, что могу ему доверять. В людях я разбираюсь.
— Но ты можешь и ошибаться!
Гренвил заговорил громко, повысив голос, перекрывавший теперь голос Элиота:
— А вот тебе не мешало бы поучиться большей разборчивости и не якшаться с кем попало!
Элиот прищурился.
— Ты это о чем?
— О том, что, если тебе угодно и дальше выставлять себя дураком, можешь продолжать водить дружбу с этим подонком Эрнестом Пэдлоу!
Мне хотелось провалиться сквозь землю, бежать из этой комнаты куда глаза глядят, но это было невозможно, я была, как в капкане, зажата в угол за креслом Гренвила.
— Да что ты можешь знать про Эрнеста Пэдлоу!
— Я знаю только, что ты с ним дружбу водишь… шляешься с ним по барам.
Элиот стрельнул в меня глазами и тихонько пробормотал:
— Все эта сволочь Джосс Гарднер!
— Мне не Джосс рассказал, а Харгривс из банка. Он заезжал ко мне выпить рюмку хереса. И миссис Томас, когда утром мне камин разжигала, тоже говорила, что видела тебя с Пэдлоу на этом мерзком пустыре, который он зовет участком застройки.
— Кухонные сплетни!
— Порядочные люди обычно говорят правду. А где они при этом обитают, значения не имеет. А если ты думаешь, что я продам свою землю этому выскочке — мусорщику с помойки, то ошибаешься!
— Земля не вечно будет твоей.
— Ты не сомневаешься, что она достанется тебе. Но я должен тебе напомнить, что цыплят по осени считают. И ты, дорогой мой мальчик, не единственный мой внук!
И в этот драматический момент, как это бывает в хороших спектаклях, дверь открылась и вошедшая Андреа сказала, что Петтифер попросил ее передать, что ужин подан.
8
В эту ночь мне не спалось. Я крутилась и ворочалась в постели, пила воду, ходила взад-вперед по комнате, глядела из окна, потом опять забралась в постель
«Ладно, конечно, кому охота обвинять ближнего в воровстве. Разве кто-нибудь из нас знает, кто такой этот Джосс? Все мы, что мы знаем о нем?»
«Если тебе угодно и дальше выставлять себя дураком, можешь продолжать водить дружбу с этим подонком Эрнестом Пэдлоу! А если ты думаешь, что я продам свою землю этому выскочке — мусорщику с помойки, то ошибаешься… Земля не вечно будет твоей… Ты, дорогой мой мальчик, не единственный мой внук».
Ужин прошел ужасно. Элиот и Гренвил сидели как в рот воды набрав. Молли, чтобы нарушить молчание, тараторила безостановочно, болтая всякую ерунду, а я пыталась ей отвечать. Андреа наблюдала эту сцену, победно блестя своими вытаращенными зоркими глазами, в то время как Петтифер тяжело сновал взад-вперед, убирая тарелки и обнося сидящих за столом лимонным суфле с большим количеством взбитых сливок — никому не нужное сладкое.
Когда наконец ужин окончился, все сотрапезники тут же рассыпались кто куда. Гренвил удалился к себе в спальню, Андреа отправилась в маленькую столовую, откуда вскоре до нас донеслись вопли телевизора, Элиот надел куртку и, свистнув собаку, хлопнул передней дверью. Я поняла, что он отправился в кабак, за что особенно винить я его не могла. Мы с Молли закончили вечер в гостиной, сидя по обе стороны камина. В руках у Молли была какая-то ткань, она шила и, казалось, была готова довольствоваться полным молчанием, но тишина тяготила, и я с места в карьер принялась извиняться перед ней, решив, что это необходимо.
— Простите меня за этот вечер. Мне, право, жаль, что так вышло, что я заговорила об этом бюро.
— Что поделаешь, — сказала она, не глядя на меня.
— Это все из-за того, что мама мне говорила об этом бюро, и когда Гренвил упомянул статуэтки и зеркало… но я вовсе не хотела поднимать всю эту бурю в стакане воды!
— Гренвил — старик с причудами. Он такой упрямый в отношении людей, совсем не учитывает, что у всего есть своя оборотная сторона.
— Вы имеете в виду Джосса.
— Не понимаю этого его странного увлечения. Меня оно просто пугает. Джосс прямо как будто околдовал его. Нам с Элиотом никогда не нравилось, что тот вечно шныряет по дому. Если мебель Гренвила нуждается в реставрации, почему бы не приехать и не забрать ее в фургоне в мастерскую, как это сделал бы любой торговец? Мы пытались склонить Гренвила к тому, чтобы так и было, но он уперся как бык, а в конце концов этот дом его. Не наш.
— Но однажды он перейдет к Элиоту.
Она бросила на меня ледяной взгляд.