Штрафники 2017. Мы будем на этой войне

Лобанов Сергей

— За дело хоть, нет? — пряча улыбку, спросил Туркалёв.

— Ещё бы! — довольно отозвался Негатив.

— Ну, тогда ладно, — усмехнулся Янычар.

Уже на выходе, переодетых во всё новое, пахнущее приятно, парней остановил командир полка, вышедший из тормознувшего у склада УАЗика.

— Ну, разведка! Ну, ухари! Везде поспеют, — загудел он мощным басом.

Парни смущённо стояли перед большим сильным человеком, которого не только уважали, но и побаивались.

— Приказ пришёл на вас, сами знаете от кого. Откомандировать пока к нему, дальше уже не знаю, куда вас

отправят. Собирайте манатки, улетите бортом с ранеными. До госпиталя вас подбросит, а там сообразите, как до места добраться. Документы в штабе уже готовы. Зайдёте, получите. Честь имею, товарищи офицеры.

Полковник зашёл на склад, где тут же засуетился Петрович, а парни пешком направились к своему блиндажу, собирать манатки, как выразился комполка.

Сборы были недолгими.

Присели на дорожку. Помолчали.

— Пошли, — сказал Янычар, вставая. — Доложимся ротному, пусть заселяет кого-нибудь сюда. С ребятами попрощаемся и в штаб за документами.

Шедший крайним Мамба выкрутил лампочку.

В штабе — большой палатке, где в связи с наступлением и неразберихой располагались офицеры, стойко перенося походные условия, их долго не мурыжили. Командировочные документы, как и сказал полковник, были уже готовы. Без них соваться в тыл — равносильно дезертирству.

Оставалось ждать «мишку».

Парни вышли из штабной палатки, глядя на живущий своей жизнью лагерь.

Сколько их уже было у каждого по отдельности и в составе группы? Никто не смог бы ответить точно. Много, сказал бы каждый. А сколько ещё будет?

Вскоре послышался шум винтов.

На борт загрузили носилки с ранеными — тяжёлыми, кого лечить в полевых условиях невозможно. Самое обидное, пострадали они от своих же, устроивших «день артиллериста».

Группа погрузилась вместе с ранеными.

Вертолёт оторвался от земли, набирая высоту.

Их ждало новое задание.

Война продолжалась.

Часть III Безвести пропавшие

Глава I

Новое задание

«(3.20) Время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное»

«(3.3) Время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить»

Ветхий Завет, Екклесиаст, Глава третья

Декабрь, 2017 год. Восточная Сибирь, линия фронта войск Объединённой Оппозиции и федеральных войск.

Трое «вовбнов» били вражеского снайпера. «Вованами» называли бойцов внутренних войск от аббревиатуры «ВВ».

Били сильно. Крепкими берцами безжалостно месили пойманного, ломая кости, рёбра, отрывая тяжёлыми ударами отбитые внутренности. Поначалу снайпер жалостливо и громко кричал от непереносимой боли, потом начал утробно стонать и вовсе затих, лёжа на спине, раскинув руки, раскрыв чёрный провал беззубого рта, выплёвывая сгустки крови, падающие назад на распухшее одутловатое месиво, когда-то бывшее человеческим лицом.

Экзекуторы уже порядком выдохлись, так как были в бушлатах, бронежилетах, с автоматами Калашникова, деревянными прикладами щедро охаживая беднягу.

С БТРа за экзекуцией равнодушно наблюдали нахохлившиеся от холода

мотострелки. Воротники бушлатов подняты, клапана шапок опущены, вязаные чёрные и камуфлированные шапочки поплотнее натянуты.

Один неспешно делился мыслями на беспокоящую его тему:

— Письмо позавчера получил. Мамка пишет, плохо у них совсем, голодно, карточки ввели — только тем, кто работает на оборонку. Остальные вообще кое-как перебиваются, летом лебеду с крапивой ели, ослабли совсем, едва ползали опухшие от воды. Пили, чтобы голод заглушить, а сейчас уже помирать начали, — солдат вздохнул, — батя-то тоже, как и я, воюет где-то, ни слуху, ни духу. Хорошо хоть мамка на заводе работает, а так бы с сестрёнкой померли уже с голоду… Когда же всё это кончится?.. Сил уже нет терпеть войну эту…

— Никогда, — ответил его сосед. — Видишь, что творится? Мы их, они нас. Так что, никогда.

Он указал глазами на полуобнажённые повешенные тела со следами тяжёлых побоев.

Тела уже успели промёрзнуть, порывы ветра раскачивали их на бывшей детской площадке бывшего двора бывших четырёх пятиэтажных блочных домов, сильно разрушенных обстрелами.

Рядом со скособоченной железной каруселью и песочницей, чьи доски давно разобрали на обогрев жилья буржуйками, вповалку лежали уже объеденные крысами тела расстрелянных.

Никому не было дела до всего этого, никто не снимал повешенных и не убирал расстрелянных. Город застилал тяжёлый дым, в нескольких кварталах слышалась яростная перестрелка, куда-то в том направлении работала батарея «Градов», стоящая на окраине. Ракеты проносились над головами, взрываясь там, где слышалась стрельба. Туда уходили колонны солдат, бредущие по разбитым улицам, усыпанным осколками кирпичей и прочим мусором. Бойцы, прижимались к стенам полуразрушенных зданий, тревожно всматривались в этот ад и вслушивались в канонаду.

— Да-а, — согласился первый солдат, говоривший о письме. — Нахерачила тут зондеркоманда… за что гражданских-то?

— Так это всё идейные, — ответил второй, подразумевая, что повешенные и расстрелянные являлись сторонниками федеральных сил. — Они с нашими лучше, что ли, поступают? Точно так же расстреливают и вешают пачками на всех столбах.

— Я и не спорю, — кивнул первый. — Говорю, нахерачили наши тут.

Между тем «вованы» закончили экзекуцию, устало сели неподалёку от тела, уже лежащего ничком. Из-под него вытекала жёлтая струйка, пробираясь меж кирпичных обломков, недолго чуть паря и схватываясь кристалликами на морозе.

— Сдох, сучара, обоссался напоследок, — сказал сержант, доставая пачку папирос, вытряхивая три. Две протянул товарищам, а в свою дунул, профессионально смял «гармошкой», сунул в угол рта с пересохшими растрескавшимися губами. Подкурил от полупрозрачной пластмассовой зажигалки, протянул её соседу, по въевшейся привычке прикрывая огонек папиросы ладонью, как делал всегда, опасаясь снайперов, нередко работающих ночью на такие вот огоньки.

— Я ажно запарился малость, — сообщил третий, тоже прикрывая огонёк, глубоко затягиваясь, выпуская дым через нос. — Сколько же эта падла успела натворить? — недовольно произнёс, глянув на забитого насмерть и равнодушно отворачиваясь. — А-а, вон и наши идут, щас нас в эту жопу засунут, — добавил, глянув в сторону, где грохотал бой, где всё горело и дымилось.