Штрафники штурмуют Берлин. «Погребальный костер III Рейха»
Шрифт:
Наискось, широкой цепью через лес шли солдаты. Что-то странное до жути сразу бросалось в глаза в этом движении. Это были немцы. Они возникли вдруг и повалили лавиной, заполняя все прорехи в ровно расштрихованном соснами пространстве леса. Но, несмотря на то что шли они скопом и в одном направлении, двигались они каждый сам по себе. В сосредоточенном, абсолютном молчании, которое лишь усиливалось от шуршания десятков подошв по мягкой подстилке сосновых иголок.
Это наводило жуть. И еще их внешний вид… Расхристанные, кто в обгорелой распахнутой шинели, кто вообще без шинели и куртки, в одном кителе, хромая,
– Это наши… это наши… – сначала шепотом, потом радостно, чуть громче, произнес унтерфельдфебель Хекельберг и первым поднялся и вышел из своего укрытия.
Следом за ним показались из-за деревьев и остальные. На идущих в лавине это не произвело ровно никакого эффекта. Их не видели в упор, как будто ни Отто, ни его спутников не было вовсе!
– Эй… эй, откуда вы? – подходя вплотную, он пытался окликнуть или остановить кого-то из проходящих мимо.
Но никаких результатов это не дало. Люди, перепачканные землей и глиной, гарью и копотью, своей и чужой кровью, в рваной одежде, почти без амуниции, с единственным автоматом или винтовкой через плечо или в руке, или используя винтовку или плечо товарища как костыль, ковыляя, молча бежали прочь. Их всех будто напрочь контузило что-то невыносимо оглушительное, и теперь они приняли обет хранить молчание до самой смерти.
На их лицах – терпящих боль, безучастных, бормочущих что-то себе под нос, – застыло одно и то же выражение – панического ужаса. Это что-то, от чего они спасались, как от чумы, как от грязевого селя, преследовало их по пятам, громыхало и ухало уже совсем близко.
IX
Отто понял все без всяких слов. Это были вырвавшиеся из окружения. Страх и ужас, предсмертные хрипы и бульканья клокочущих кровью глоток их товарищей гнали их прочь через лес, из леса, прочь, прочь…
Прямо на саперов, с правого края потока спасавшихся бегством, широким шагом шагал здоровила-унтер, внушительного роста, подтянутый, несмотря на то что лицо выдавало возраст старше среднего. Он шагал так быстро и так широко, как только мог, видимо, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на бег. Унтер все время оборачивался назад и влево, словно пытался контролировать общий ход отступления.
Когда он подошел ближе, Хаген разглядел у него галунную нашивку по воротнику и две галунные полоски на рукавах добротной куртки. «Похоже, это шписс» [11] , – мелькнуло в голове Хагена.
11
Spiess( нем.) – «шписс». Так в вермахте на армейском жаргоне именовали ротных и полковых старшин, имевших звание «гауптфельдфебель». В артиллерии, войсках связи и обозных частях германской армии им соответствовал чин «гаупт-вахмистр».
Великовозрастный громила с ходу направился к унтерфельдфебелю Хекельбергу. В его приближавшихся шагах сквозила такая обреченная решимость, что Хекельберг невольно подобрался и, когда тот подошел вплотную, вытянувшись «смирно», отчеканил:
– Унтерфельдфебель
– Отставить… – устало, в крайней степени раздражения рявкнул тот. – Какого черта вы и ваши люди тут стоите, унтерфельдфебель?..
Хекельберг растерянно оглянулся на своих подчиненных, словно они должны были ему подсказать правильный ответ на раздраженный вопрос громилы.
– Черт вас дери… – разразился ругательствами верзила, нависая над немаленьким Хекельбергом. – Бросайте все лишнее и уносите ноги!.. Русские будут тут через минуту… Эта горстка обозников и гренадеров – все, что осталось от нашего артиллерийского полка.
Гримаса страдания передернула его испещренное глубокими морщинами лицо. Как будто он с трудом перенес прямо у них на глазах приступ сильнейшей боли. Глаза его застыли, как будто остекленели, и он вдруг заговорил, быстро-быстро:
– Нам некуда было деваться… Наш полк почти добрался до Ланке. Несколько домов, которые должны были стать нашими воротами к спасению. А стали воротами в ад… Русские танки обошли нас с флангов. Они оказались в Ланке раньше… С ними пехота, пулеметчики, артиллерия… Остался коридор в несколько сот метров. Кроме нашего полка прорывался полк гренадеров, несколько «самоходок»… Триста метров… Это все равно что пролезть в бутылочное горлышко… Русские устроили настоящее побоище. Мы бежали по трупам товарищей… Мне кажется, что мои сапоги до сих пор в крови… Мой обоз погиб почти полностью. Выжили лишь единицы…
Верзила умолк, и в этот миг лицо его постарело лет на десять.
– Меня зовут Пфлюгер, Герман Пфлюгер… – устало произнес он. – Мало ли что… Гауптвахмистр Пфлюгер. Я командовал обозом нашего артполка. А теперь нет ни моего обоза, ни моего полка…
Гауптвахмистр вдруг насторожился, прислушиваясь к грохоту, доносившемуся за его спиной.
– Скорее!.. Прочь!.. Прочь!
X
Саперы влились в поток отступающих. Хаген старался держаться группы Хекельберга. Но гул канонады позади нарастал, а с ним нарастала паника. Солдаты невольно ускоряли шаг, и каждый становился сам за себя.
Среди отступавших было много раненых. Товарищи помогали им идти, поддерживали, ведя под руки. Некоторых несли на носилках. Прямо по ходу движения Отто обессилевший солдат пытался поднять с земли лежавшего на ней.
– Помогите!.. Помогите… черт вас дери… – то просительно, то страшно ругаясь, упрашивал рядовой.
Бежавшие проходили мимо. Кто-то молча отворачивался, кто-то зло советовал бросить раненого и спасать свою шкуру. Солдат посылал им вслед проклятия, а потом вновь предпринимал тщетные попытки поднять лежащего с земли и взвалить себе на плечи.
Он оказался прямо на пути Хагена. Тому ничего не осталось, кроме как подхватить тяжелое тело за безвольно болтавшуюся свободную руку. Возможно, раненый был еще жив. Это был офицер. Бинт, наспех намотанный на его голове, весь набряк кровью. Он не подавал никаких признаков жизни.
– Спасибо… спасибо… – повернув потное лицо совсем еще мальчишки, забормотал солдат. – Никто не хочет помочь… Герр оберлейтенант… Его надо вынести…
Он еле стоял на ногах, покачиваясь под тяжестью давившей на плечи ноши. Оберлейтенант имел долговязую, тяжелокостную комплекцию.