Штрафники

Свирский Григорий Цезаревич

– Мы бы очень хотели, - звучал в трубке хрипловатый стариковский голос, - что бы вы создали такой же замечательный, как ваш рассказ о Памире, фильм о наших славных пограничниках. Это крайне важно. Ждем вас. Пропуск подписан...

– А где вы находитесь?

– Лубянскую площадь, слышали?

– Н-на Лубянке?
– мой голос, видно, дрогнул.

– Не беспокойтесь, - собеседник, похоже, улыбнулся.
– Погранвойска в том же здании. Но у пограничных войск свое крыло, свой отдельный подъезд. Сбоку. Он назвал

его номер.

Я давно знал, проза в СССР кормит только горстку писательских секретарей, которых издают миллионными тиражами, писателя без власти проза не кормила отродясь, кормит только кино. И через месяц принес подполковнику из Политуправления погранвойск, ведавшему культурой, страничку заявки на сценарий и несколько хаотичных набросков из будущего, если он состоится, сценария. Не сюжет еще, а так... Как говорится, для запаха...

В ответ подполковник подписал несколько бумаг-разрешений посещать мне любое пограничье для сбора материала.

" Кино - что?
– думал я.
– Отходы производства. Заработок...
– Мысли мои были от кино далеко: года три назад прошел ХХ съезд, где бандитское лицо Иосифа Виссарионовича, отца родного, приоткрыли. Страна бурлила. Интеллигенция, на своих кухнях, шепталась. Хрущ вдруг объявил себя сталинцем, сталинистом... Власть, как "газик", в памирских песках туда-назад... А что же происходит на границе, где и окостенелые сталинисты, жестокие и коварные, как все они, и их молодые горячие противники - обе враждующие стороны - вооружены автоматами с полным боекомплектом.

– Хотел бы написать роман, - признался я "пограничной культуре", и, думаю, он будет всерьез. О зеленых фражках и... нашем смутном времени... Вы не опасаетесь?

– Что вы! В своих замыслах вы абсолютно свободны... Пограничные войска не боятся ничего! Или мы не пограничники...

2. НА ПУТИ К СВОБОДЕ.

1. МИСКИ.

Газетные стереотипы типа "Граница на замке" начали облезать с меня, как сожженая кожа, еще на Памире. У бдительного "особиста", тощего, какого-то усохшего, был большой зоб. Я тут же забыл об этом. Вспомнил позже. Возвращая мне перед моим отлетом "секретную" пленку, особист" (я спросил его, почему ночью стреляли?) ответил "Все в порядке", и вдруг обронил застенчиво: "Только вот миски"... И больше ни слова.

Видно, "миски" были его мучительной заботой, коль он проговорился.

Разъяснили мне солдаты на заставе, которые чистили оружие.

– В сельмаг привезли железные миски, а, спустя две недели, они все до одной оказались там, на "сопредельной стороне".
– Солдат взглянул на мое удивленное лицо, и... затих, косясь на сержанта, принимашего автоматы. Сержант был поразговорчивее: - Тут какие дела? Половины кишлака , значит, Се-Се-Ре, половина - афганского короля. А у местных там братья-сестры. Как не обрадовать подарком!... Почта?
– Сержант взглянул на меня, как

на придурка: - Почта.. толико через Москву.

– Понял, ребята! Но... миски-то не грачи. Как перелетели? Вы с речки глаз не сводите...

– Пяндж речка психическая. Крутит-вертит, в пене... Местные, и наши, и афганцы, ее причуды-завороты с детства знают. Ждут ночь, туман, чтоб ни зги не видать! Прижал хрустьянин к своей груди надутую наволочку, лег на бешеном завороте и ... вышвырнуло его к родне, на другой берег. Пули не схавает, о каменюку не разобъется - бегом за мисками...

– Ну, вот, теперь мне, наконец, ясно, как миской разжиться!

Все похохотали сдержанно.

2. "...ПО ОДЕЖКЕ..."

На турецкой границе, где-то неподалеку от Еревана, начальником погранрайона был веселый, хитроглазый чуваш с погонами подполковника.

Узнал от штабистов, что начальник собирается, во главе погранкомиссии, к туркам. Улаживать местные конфликты.

Я загорелся. За рубежом никогда не бывал. Как там?

В погранштабе это вызвало некоторое оживление-развлечение. Решили представить писателя туркам, как их врача-капитана ...

Сходу не получилось. Живот у писателя, оказалось, полковничий. Наконец, отыскали китель пошире, представили начальнику.

Хитрый чувашский глаз оглядел меня почему-то встревоженно.

– Товарищ писатель, а вы в заграницу ездите?.. И в капиталистическую?.. Извините, больше не поедете!..
– Подвел меня к окну, за которым ничего, кроме дальнего леска, не было видно.

– Вот за теми шелковицами их наблюдатель. Он фотокнопку нажал, и портрет новичка по всем разведслужбам мира. Кому вы докажите потом, что вы не наш разведчик?!

Наверное, в порядке компенсации за мой "несостоявшийся визит к туркам", он приказал отдать писателю все турецкие подарки. Ящик особой "клубной водки", которая пахла, как капли датского короля (пригубили на прощанье), погрузили в белую начальственную "Победу", и это чуть не сорвало все мои дальнейшие писательские планы.

Я был уже не просто неведомым гостем, а гостем, прикатившем на личной молочно-белой "Победе" начальника погранрайона...

На первой же заставе ко мне приставили старшину-комсорга, чтоб заботился. К солдатам мы и не приближались.

По счастью, его позвали к телефону.

Я тут же к пареньку, о котором сказали, что он задержал нарушителя. Представился. Попросил рассказать, как дело было.

Солдат-первогодок. Простодушный уралец, без затей, спросил деловито:

– Вам по правде или для газеты?.. Если по правде, упустили мы бродягу. Тут ночь армянская, ни зги не видать. Прожектор над головой шарил-шарил, когда осветил перебежчика, он вон на той отмели. А там уже Турция... Ушел бы, да решил, дурак, нам лицо показать. Встал на карачки и хлопнул по своему заду. Мол, ешьте, дурачки!