Штрих-код

Мирович Анна

– Света, – медленно произнес Ростислав, сдерживая гнев. – А на что жить? На мою пенсию по инвалидности?

На щеках Светланы вспыхнули мазки румянца. Катя удивленно перевела взгляд с Ростислава на Дарину.

– Он инвалид? – шепотом спросила она. Дарина кивнула.

– Когда в нем пробудилась магия, он вспыхнул и сжег свою школу, – тоже шепотом ответила она. – Много ребят погибло. Он пять лет в психбольнице провел.

– Тебе жить, что ли, не на что? – воскликнула Светлана, схватившись за лоб. –

Ты понимаешь, что однажды это тебя убьет? Рос, да опомнись ты! Тебе ведь не жить хочется, а воевать!

Ростислав не успел ответить – в будочке зазвякал телефон. Вахтер снял трубку, побледнел и вытянулся так, словно ему в затылок забили гвоздь. Серые губы под ниточкой усов затряслись.

– Д-да! – воскликнул он нервным звонким голосом. – Да, он здесь! Да, Илья Владимирович! Да, сейчас!

Катя шлепнулась на ступеньку, отбила зад, но боль скрылась за ужасом и паникой. Выгоцкий в колледже, его гнилые гончие наверняка вместе с ним, и бежать уже некуда! Вахтер положил трубку, пошатываясь, вышел из будочки и пролепетал:

– Ростислав Сергеевич… там Илья Владимирович в ректорате. Срочно требует вас… и новенькую.

Светлана нервно поднесла пальцы к губам, пытаясь удержать то ли молитву, то ли проклятие. Ростислав обернулся к лестнице, и в его взгляде Катя увидела огненную тьму.

Дракон раскрывал крылья и извергал пламя.

Она поднялась, не чувствуя под собой ступеней. Ростислав взбежал по лестнице, схватил Катю за запястье и потащил с собой на третий этаж, в сторону преподавательских комнат.

– Ростислав Сергеевич… – растерянно прошептал вахтер. – Ректорат же не там..!

***

Когда Ростислав втащил Катю в одну из темных комнат в конце коридора, то от страха и шума крови в ушах она почти перестала дышать. «Король здесь, король пришел за ней», – пульсировала в голове одна-единственная мысль, и перед глазами все плавало посеревшее лицо вахтера, с которым заговорила смерть.

Король здесь. И гончие здесь. И он отомстит Кате за побег. Он ничего не забывает и ничего не прощает.

Неужели она думала, что появится в колледже, и все закончится, и все будет хорошо? Дура, какая же она дура!

К лицу что-то прикоснулось, Катя вздрогнула всем телом и дернулась в сторону – и только потом поняла, что это Ростислав дотронулся до ее щеки.

Она не видела его во мраке – просто вдруг почувствовала, что она не одна. И Кате сделалось легче. Пусть немного, но легче. Невидимые пальцы, которые сжимали ее горло, разжались.

– Кать, – услышала она. Ростислав говорил едва слышно. – Кать, ты жить хочешь?

Это было сказано таким тоном, что Катя поняла: ее жизнь подвешена над пропастью на тоненькой ниточке. Щелчок ножниц в королевской руке – и она рухнет вниз, в беспросветную тьму, которая не знает о том, что есть свет.

И в этой тьме нет ничего, кроме пастей гнилых гончих, рвущих ее тело, и это будет продолжаться вечно.

А потом ее стало знобить. Катя и сама не поняла, как это вдруг они оказались совсем рядом, как она схватила Ростислава за плечи и уткнулась лицом в воротник рубашки, пахнущий дымом, кровью и смертью.

Еще немного – и она задохнется. И все закончится.

– Ты идеальный фамильяр, Кать, – услышала Катя. – Ты нужна Выгоцкому, чтобы усилить его. Поэтому он и пришел за тобой… Будешь с ним – и он все подомнет под себя, с такой-то батарейкой. Людей, магов… весь мир. И тогда штрих-коды и гнилые гончие будут нам за счастье.

Ростислав обнял ее – Катя чувствовала, что его тоже знобит. Что ему тоже страшно.

– А я? – прошептала она куда-то в горячую кожу, в пульсирующую жилку, во тьму. – А что будет со мной?

– Он тебя изувечит. Сделает из тебя кое-что намного гаже гнилых гончих. И с остальными тоже церемониться не станет. Ему, видишь ли, нужны рабы. Послушные и молчаливые.

Ужас стал таким, что Катю чуть не вырвало. Она отстранилась от Ростислава. Жесткие ледяные пальцы подцепили ее подбородок, и Ростислав сказал – Катя чувствовала, что он сейчас смотрит ей в глаза:

– Я могу тебя запечатлеть. Ты будешь моим личным фамильяром, Выгоцкий уже ничего не сможет с этим сделать.

Кате показалось, что в комнате стало светлее. Она уже видела очертания мебели, туманный мазок зеркала на стене, серое окно… Там, снаружи, по-прежнему шел дождь, и Выгоцкий пока не мог к ним прорваться.

– И он оставит нас в покое? – Катя не поняла, откуда взялось это «нас».

– До конца – не оставит. Но запечатление – это абсолютный магический контракт, его не разорвать. Он тебя уже не заберет. И не навредит, я ему не позволю. А потом… – на мгновение Ростислав словно онемел, но потом совладал с собой, хоть слова и причиняли ему боль. – Потом мы с тобой свалим его, Кать. Чтобы не было ни штрих-кодов, ни гнилых гончих, ни прочей дряни.

– Я согласна, – выдохнула Катя. Зеркальная гладь пошла волнами, кто-то шел сюда и не мог пройти. – Помоги мне.

По комнате прошел ветер. Что-то толкнулось в зеркало изнутри, и рама налилась тревожным золотым светом. Защита пока еще работала, у Кати и Ростислава еще было время. Очень мало – но было.

Катю накрыло тишиной – такой глубокой и густой, что Катя испугалась, что оглохла. Ростислав взял ее за запястье, прикосновение отдалось ударом тока, и сердце на мгновение остановилось.

Сквозь тьму засверкали проблесковые огни. Полиция, скорая помощь, машины на дороге, смятые фантики. Катя лежала в мешке для трупов – сломанная марионетка, изувеченная, никому не нужная.