Штурман дальнего плавания
Шрифт:
К капитану подбежал Ральф Бриксхэм:
— В чем дело? Следовало бы поторопиться.
— У нас не хватает одного человека. Его нужно разыскать.
— А, черт с ним, с одним человеком. Приедет потом, — офицер нетерпеливо швырнул в сторону окурок.
Горностаев наклонился к Бриксхэму:
— Это предатель, Ральф. Из-за него погибли шесть наших моряков.
Американец присвистнул.
— Да-а… Это серьезное дело. Что вы думаете делать?
— Будем просить Стабборна найти этого человека, а уж мы довезем его.
—
Полковник Стабборн принял капитанов нелюбезно. Не пригласил сесть, не вынул сигарет.
— Ну, что вы еще хотите? Мне доложили, что машины вам поданы. Можете ехать.
— Мы просим срочно отыскать одного нашего человека, мистер Стабборн. Это предатель. Из-за него погибло несколько наших товарищей. Он подлежит суду.
Полковник с интересом взглянул на Горностаева:
— Как его зовут, этого человека?..
— Сахотин Герман Иванович.
— Сахотин, — задумчиво повторил полковник. — Хорошо. Я приму меры к его розыску.
— Но это нужно сделать немедленно, мистер Стабборн. Мы не можем ехать без него.
— Это невозможно сделать немедленно. В лагере более двадцати тысяч человек, и, потом, вы не думаете, конечно, что машины вас будут ждать? Надо ехать сейчас же. Иначе придется отложить вашу поездку в советскую зону на неопределенное время.
Стабборн произнес это ласково, почти весело.
— Вы понимаете, господин полковник, что это предатель? Мы должны увезти его с собой.
Стабборн усмехнулся:
— Прекрасно понимаю. Если ваш предатель будет пойман, то мы без задержки перешлем его в советскую зону соответствующим властям. Если нет… — полковник развел руками. — И потом — нужны доказательства.
— Доказательства мы имеем. У нас есть письменные показания немецкого офицера, служившего в «ILAG».
— Дайте их мне, — полковник протянул руку.
— Этого я не могу сделать. Они нужны в Советском Союзе, — сказал Горностаев.
— Как хотите. А теперь не задерживайте машины. До свидания. Не беспокойтесь, я приму все меры.
Полковник встал, давая этим понять, что разговор окончен. Капитаны стояли не двигаясь. Стабборн нахмурился:
— Что-нибудь неясно?
Моряки попрощались и вышли. Больше они ничего не могли предпринять. Полковник был прав: найти Сахотина в лагере трудно. Но ведь для такого случая можно было бы на несколько часов задержать отъезд…
Оставшись один, Стабборн поднял телефонную трубку:
— Хэлло, Джеф! Где-то в лагере скрывается русский моряк Сахотин. Как только машины с моряками выедут за ворота, вы немедленно найдете этого Сахотина и доставите прямо ко мне… Да… Можно на виллу, если меня не будет в офисе.
Полковник потянулся в кресле и довольно потер свои пухлые белые руки:
«Неожиданная удача. Кажется, можно будет утереть нос Партриджу. Такой Сахотин
Когда капитаны снова уселись в грузовики, Бриксхэм махнул рукой: можно ехать. Машины тронулись.
«Ускользнул, сволочь, — подумал Игорь о Сахотине. — Но, может быть, полковник сдержит слово…»
Глава шестая
Дик Лоусон не подвел: машины на бешеной скорости неслись по дорогам, лежавшим далеко от автострады, где стояли американские посты, и через несколько часов остановились у деревянных триумфальных ворот, украшенных красными флажками.
Здесь начиналась советская зона.
Город Хемниц был переполнен репатриированными. Советские военные власти делали огромные усилия для того, чтобы накормить и отправить дальше это огромное количество людей. Не хватало ни паровозов, ни вагонов. Пути, изуродованные отступающими гитлеровцами, требовали ремонта.
С большим трудом капитанам удалось пробиться к военному коменданту города. Комендатуру осаждала сотни людей различных национальностей.
Моряков принял седой полковник в хорошо пригнанной форме с блестящими золотыми погонами. Внимательно выслушав объяснения Горностаева, полковник задумался. Случай был особый. Перед ним сидели не военнопленные, не репатриированные, а люди совсем особой категории, порожденной войной, — интернированные. Наконец полковник решительно встал:
— Вот что, моряки. Я сейчас напишу коменданту вокзала, чтобы он посадил вас в первый поезд, отходящий на восток. Доедете до Мейсена, а там кончается сфера моего влияния: там другой комендант. Сколько вас, говорите? Сто сорок один человек?
Полковник вырвал из тетради лист бумаги и стал писать распоряжение размашистым крупным почерком. Передавая бумагу Горностаеву, он дружески улыбнулся и сказал:
— Пробивайтесь, товарищи, в Москву. Но предупреждаю: будут трудности. Видите, сколько народу двигается на восток? Желаю успеха.
Комендант крепко пожал всем руки.
…И вот они едут. Состав из товарных вагонов часто и подолгу останавливается в открытом поле. Машинист-немец, высохший от голода и бессонных ночей (его освободили советские войска из гитлеровского КЦ), озабоченно ходит с инструментом вокруг помятого паровоза. Он что-то бурчит себе под нос, подтягивает гайки и иногда кричит на помощника, совсем юного чумазого паренька.
Паровоз пыхтел, испускал струи белого пара, несколько раз дергал состав и наконец трогался. Вагоны были переполнены русскими, пробиравшимися домой. Они считали себя счастливцами, потому что им удалось получить место в этом поезде: тысячи людей шли по дорогам Германии на восток пешком. Дети, старики, женщины двигались к разбитым домам, к сожженным и вырубленным садам, к родным пепелищам…