Штурман с «Альбатроса»
Шрифт:
Я свою мечту решил проверить. Мечтал о море. Но прежде чем поступить в высшее училище, решил поработать рядовым матросом. Подал документы в Находкинскую мореходную школу. Средний балл у меня был «четыре», и я прошел по конкурсу аттестатов.
Учусь на отделении мотористов. Интересно изучать двигатели, турбины, разные механизмы! Пришлось засесть и за английский — международный язык моряков.
Недавно мы побывали на судоремонтной практике. На лесовозе. Это судно водоизмещением в четыре тысячи тонн и длиной в 127 метров. Чистили мы котлы, топливные танки, насосы и компрессоры. Работа грязная,
Скоро учеба закончится, и мы уйдем в дальнее плавание.
Узнаю свою профессию, а потом поступлю в Дальневосточное высшее морское училище имени Невельского.
С курсантским приветом
Виктор Анисимов».
ПОЭТ
Когда я прочитал его первое стихотворение, я понял, что имею дело с настоящим поэтом. Поэту, правда, было десять лет… Звали его Коля.
Стихи были о кораблях, осьминогах, зюйдвестках, перевернутых старых лодках, скучающих на берегу, жестоких штормах и подводных сокровищах…
А жил Коля от моря далеко, в степном поселке, и корабли видел только на картинке. И все Колины стихи, как я понимал, были его светлыми детскими грезами о чем-то недосягаемом, прекрасном, грозном, таинственном.
Его мечтой о море…
И надо сказать, стихи были хорошие.
Не так уж много ребят в Колином возрасте пишут хорошие стихи. Чаще — плохие. И если в стихах есть какие-нибудь чувства и мысли, так рифма отсутствует. Если с рифмой все в порядке, мыслей и чувств недостает.
Коля же был, прямо скажем, юным дарованием.
…Уплыл давно корабль, Его уже не видно. Синеет моря даль, А мне до слез обидно… С волною — не догнать, Рукой не дотянуться, Ни парус не поднять, Ни чайкой обернуться…Вот как он писал в свои десять лет. Искренне и складно. И была еще в Колиных стихах какая-то недетская грусть и, я бы сказал, человеческая беспомощность. А какая — не понять…
Кое-что из его стихов мы напечатали в «Морской газете», так что в конце года было решено отметить Колины стихи подарком и напечатать его фотографию.
Я написал Коле: «Пришли, пожалуйста, свой фотопортрет».
«Не могу», — отвечает Коля.
«Как не можешь? Нам нужна твоя фотография. Любая. Мы ее в журнале напечатаем…»
Коля в ответ: «Как я вам вышлю свое фото, если я очень некрасивый! Я очень толстый…»
Вот тебе и раз! Ну и что же, что толстый? Человек-то ведь ценен не только тем, что он стройный и красивый, высокий или хорошо сложен… Кое-какие и другие качества ценим мы еще в людях.
Пушкин, к примеру, был совсем маленького роста. Поэт Байрон был хром. А дедушка Крылов такой был толстый, что ему делали кресло по заказу… Но зато какие это были поэты!
Так я Коле и написал. Через некоторое время Коля прислал свою фотографию. Но такую, что я ахнул… С фотографии на меня смотрел, простите за выражение, настоящий
Написав письмо Колиным родителям, я узнал, что Коля (ему шел одиннадцатый год) весил — ни много ни мало — сто восемьдесят килограммов! То есть это был попросту больной ребенок… Ребенок, которого нужно было срочно лечить…
Все думают, что детский журнал — это просто журнал, который печатает рассказы, повести, стихи да сказки. Нет, у детского журнала подчас бывают и совсем другие, не журнальные дела.
Где-то обидели ребенка — и журнал срочно посылает человека, чтобы разобраться. Где-то у маленького читателя жизнь не так складывается, а помочь некому — журналу и тут есть дело и забота…
Так было и в случае с Колей: редакция решила помочь юному поэту.
Лечить Колю можно было только в Ленинграде, в медицинском институте, у знаменитого профессора. А Коля жил за тысячи километров от Ленинграда. Значит, первое — нужно было мальчика привезти. А потом лечить. Родители на это дали свое согласие. И как не дать, если даже кормить Колю было нелегко: он съедал за раз чугунок щей, горшок каши и буханку хлеба с салом. А через час спрашивал: «Нет ли чего поесть?» А кроме Коли, у родителей было еще шестеро детей. Правда, остальные были обычные, здоровые дети.
О лечении у профессора редакция тоже договорилась. И я пошел на вокзал встречать Колю.
Поезд остановился у перрона, из вагонов повысыпали пассажиры, и самым последним боком вылез Коля…
Может быть, вам будет смешно читать эти строки, но Коля не смог втиснуться в такси — «Волгу», как я ни помогал ему в этом. Нам пришлось искать машину с широкой задней дверцей.
Так, полулежа, и прибыл Коля в институт на лечение. Но несмотря на все это, он мне показался мальчиком добродушным и веселым. По дороге он даже рассказывал мне разные забавные истории про толстяков. Например, про то, что где-то в Америке живет человек. Весит человек четверть тонны. Ездит на работу на специально сделанном для него мотоцикле…
Другая проблема была — Колю одеть. Костюм-то на него в магазине не купишь. Даже больничной пижамы в институте подходящего размера не нашлось… Пришлось срочно шить на заказ. На нее ушло десять метров материи… Прямо одежда для Гаргантюа… То же было с обувью.
А когда Колю начали лечить, понадобилась для него особая диета, фрукты, виноград посреди зимы. И редакция этот виноград для Коли покупала.
А еще нужно было договориться со школой, чтобы к Коле ходили учителя и он мог бы учиться и не очень запускал учебу. Лечение было рассчитано на долгий срок.
У меня сохранилось несколько фотографий Коли — по мере того, как он худел. Вот фотография, где Коля весит сто пятьдесят килограммов. Вот — уже сто тридцать. Сто…
Через два года Коля весил восемьдесят пять. Это, конечно, еще было многовато, но все-таки… Тем более, что сам Коля был высокого роста и шел ему, как вы сами можете подсчитать, тринадцатый год.
А как же стихи, спросите вы. Стихи Коля продолжал сочинять. И стихи были по-прежнему хорошие и очень всех радовали. Вот какое он написал стихотворение про маяк.