Штурмфогель
Шрифт:
– Что это? – изображая испуг, обратился он к хозяину кабачка – совершенно другому, не тому, который был внизу.
– Плясунья, – охотно объяснил хозяин. – И не такое бывает, хотя бы вон в форте. Вреда от нее никакого, мы и не возражаем. Попляшет да к себе пойдет… Вот сейчас… хоп!
Призрак на крыше стремительно сжался в длинное сверкающее веретено. Потом раздался словно бы вздох. Веретено вытянулось в сверкающую спицу и скользнуло в небо, полого изгибаясь к северо-западу. Несколько секунд след его висел в воздухе, потом растворился…
– Ничего себе, – сказал Волков. – И часто у вас такие номера?
– Не, не часто. С полгода не
– Чтобы вот точно такого – нет, – развел руками Волков. – Налей-ка мне, друг, еще кружечку…
Допив вино, он вышел на площадь. Ее медленно пересекала, покачивая могучими бедрами, пожилая гречанка, ведя в поводу осла. Через спину животного был перекинут огромный свернутый ковер.
Памятник стоял посредине клумбы. Цветы еще не цвели.
Из дверей винной лавки вышли двое: щуплый подросток с большой картонной папкой под мышкой и крупный лысоватый грек в овчинном жилете. Подросток остановился, дал греку подержать папку и наклонился, отряхивая колени. Распрямляясь, болезненно поморщился.
Рожа грека была сытая, лоснящаяся, довольная.
Пидоры, брезгливо подумал Волков. А в лавке, наверное, притон…
Расшифрованная телепатема легла на стол Гуго Захтлебена в тот момент, когда он совсем уже было решился вызвать в свой кабинет одну из медиумш отдела 2WХ, по слухам, безотказную, как «парабеллум»… это, конечно, не поощрялось, но нервное напряжение последних дней было настолько сильным, что можно было просто перегореть и изойти вонючим дымом; такого Гуго позволить себе не мог. Он уже протянул руку к телефону…
Но тут вошел Нойман. И молча положил на стол листок бумаги.
Гуго прочитал текст и обеими ладонями вытер обильный пот, вдруг выступивший на лице.
– Я уже уехал, – сказал Нойман. – Большой шеф зовет на скромный ужин. Решай все сам.
Дождавшись, когда Нойман выйдет, Гуго, восторженно подвывая, взобрался на стул, потом на стол, подпрыгнул несколько раз, потом расстегнул штаны и показал кому-то невидимому зажатый в кулаке хрен.
Агент Ортвин сообщал, что может похитить и передать «Факелу» несколько фотографий, где запечатлены встречи Дрозда со своим «факеловским» осведомителем. Понятно, что это действие приведет к полному раскрытию Ортвина, поэтому он требует настоящий шведский паспорт и оговоренную сумму в хорошей валюте…
Ранний ужин в поместье Хогенлихен, где жил Гиммлер, проходил в узком кругу: Шелленберг, Зиверс, доктор Керстен и Нойман. Такие совещания в неофициальной обстановке Гиммлер практиковал уже несколько лет, когда требовалось принятие решений в особо сложной ситуации. Причем главная тема таких совещаний не формулировалась и иногда даже впрямую не обсуждалась, оставаясь фоном беседы. Вот и сейчас Шелленберг рассказывал фривольные французские анекдоты, над которыми первым смеялся Зиверс, полностью лишенный чувства юмора и втайне презиравший выскочку Шелленберга. («Этот гиперактивный юноша…» – цедил он сквозь зубы.) Но Шелленберг был любимцем Гиммлера и его поверенным в каких-то тайных и опасных делах, и хитрая тварь Зиверс это чувствовал, а потому смеялся над анекдотами, соль которых была ему недоступна…
Нойман скучно ковырял вилкой паштет и мелкими глотками пил рейнское, отказавшись
– Кстати, Вальтер, – строго посмотрел на Шелленберга хозяин; подчеркивая неофициальность обстановки, он обращался ко всем по имени, а не по фамилии, как было принято, и даже сидел за столом не в мундире, а в мягкой зеленоватой замшевой куртке, – я прошу вас не копать так активно под Мюллера. Он бегает жаловаться ко мне, а у меня не так много времени, чтобы разбирать и улаживать ваши недоразумения. Я знаю, что вы имеете в виду, но учтите, Вальтер: вы заблуждаетесь. Мюллер предан рейху душой и телом. Он исполняет мои указания, Вальтер. Вы понимаете меня, неправда ли?
– Я понимаю, шеф. Но…
– Вас что-то беспокоит?
– Да. Границы его полномочий в… э-э… выходе за границы его полномочий.
– А вы считаете, что нам еще есть что терять? – горько усмехнулся Гиммлер.
– Да, шеф. Нам есть что терять. И вы это прекрасно знаете.
– Ну-ну, Вальтер. Расслабьтесь. Еще шампанского, может быть? Сегодня какой-то очень тихий вечер, над нами никто не летает. Может быть, Герман наконец вспомнил о своих клятвах?.. Зигфрид, вы разобрались с этим готовящимся покушением?
– Да, шеф. В достаточной степени. Сегодня или завтра мы уже будем знать об этих людях все.
– Вот вам яркий образец плутократической политики, доктор. Они соглашаются на переговоры – только для того, чтобы всадить нам нож в шею.
Керстен, оторвавшись от раскуривания трубки, с интересом посмотрел на Гиммлера.
– Вас это удивляет, Генрих?
– Вообще-то нет. Не удивляет. Но – обижает. Возмущает.
– Я вообще-то о другом. Сам до сих пор не могу разобраться в хитросплетениях наших собственных служб. Кто кому подчинен, кто за что отвечает… и вообще – зачем их так много? Плодить маленьких фюреров? Почему этот хам Кальтенбруннер может безнаказанно саботировать ваши распоряжения и распространять клевету? Это ведь прямая дорога в ад… Вполне возможно, что у наших американских коллег ситуация не лучше.
– Да, получилось скверно, второй раз нам могут не поверить…
– Не поверят, Генрих. Нужно опять уговаривать, доказывать… Я хочу пригласить одного своего давнего знакомого, Норберта Мазура. Он очень влиятельный человек во Всемирном еврейском конгрессе. И все понимает. Надо, чтобы вы с ним познакомились.
Гиммлер поправил пенсне. Потом снял его и протер салфеткой.
– Хорошо, доктор. Когда это будет?
– Недели через две, вряд ли раньше.
– Приемлемо… Франц, я жду от вас расчетов ситуации на середину марта. Особо – проработать рычаги воздействия на Рузвельта. Мне кажется, он и так не устоит перед соблазном воспользоваться моментом опрокинуть русских и присоединить Россию к Аляске… но чем-то и мы можем помочь ему в этом благом порыве?
Зиверс покивал.
– Середина марта…
– Да. Чтобы месяц был в запасе. А вы, Зигфрид, готовьте пока своих людей. Франц предложит нам выкладки…
– Моих людей не надо готовить, шеф. Достаточно указать им цель и – разрешить.
– Вы говорите точь-в-точь как адмирал Дениц.
А я и есть в каком-то смысле адмирал Дениц, хотел сказать Нойман, но решил промолчать: его могли неправильно понять. Особенно Зиверс.
И еще он подумал, что нужно ставить на след собственную разведку, поскольку маломальского доверия к Зиверсу он не испытывал. Но пока действует крыса…