Штурмовая пехота

Казаков Дмитрий Львович

— Ладно хоть не воздушно-капельным путем, — добавил Ричардсон, лыбившийся не хуже обкуренного леопарда.

Эрик сделал вид, что он тут случайно оказался и вообще не понимает, о чем идет речь. Азна наверняка покраснела, вот только разглядеть цвет ее щек в ночной тьме было сложновато.

— Ладно, хватит ржать, — остановил начавшееся веселье Шредингер. — Есть меньше часа. Пожрать, оправиться, привести оружие в порядок, еще принять груз, и захоронить погибших. Ну а копанием могил займутся самые выдающиеся бойцы нашего взвода.

И

посмотрел он в этот момент именно на меня.

Что же, лопата — первый друг солдата, и с ней в обнимку он проводит времени не меньше, чем с автоматом.

Мы выкопали ряд неглубоких могил, и уложили в них тела тех, кто сегодня расстался с жизнью. Залп давать не стали — шуметь не очень разумно, когда тебе нужно скрыть свое присутствие от недружелюбных соседей.

— Надеюсь, падальщиков тут нет, — пробормотал Вася через стиснутые зубы, когда мы засыпали последний труп, Ящера.

Я пожал плечами — должны быть, как в любой экосистеме, и то, что мы пока никого не видели, ничего вообще не значит.

Жужжание раздалось в небесах ровно в тот момент, когда мы устроились отдохнуть, и вскоре сверху посыпались подарки. Нам прислали еды, патронов, батареек для экранов, и даже стимуляторов и обезболивающего… вот только никакой информации о том, как устроен дредноут изнутри, мы в «посылках» не нашли.

Ну кто бы сомневался.

* * *

Дредноут высился над песками точно настоящий корабль, плывущий через пустыню, и первые лучи рассвета ласково облизывали серые борта.

Мы подошли к нему с юга, со стороны ограды, которая в этом месте уцелела, сохранилась даже контрольно-следовая полоса. Подошли небольшой группой, чтобы разведать обстановку, и залегли за небольшим песчаным холмиком — пусть у нас есть экраны, дополнительное прикрытие не помешает.

Дредноут же события последних дней перенес не так легко, в его борту на уровне земли красовалась трещина высотой метра в три, и шириной как раз протиснуться человеку.

— Интересно, чем это проделано? — спросил Ричардсон, опуская бинокль.

— Ногтями, — тут же откликнулся Эрик. — Они у дрищей сам знаешь какие, о-го-го!

Дрищи тут тоже обнаружились, пятеро охраняли трещину, еще две группы по пятеро обходили хранилище. Информация, полученная от Нгуена, оказалась верной — небольшие силы, никакой армии, да и зачем она здесь, если наш враг уверен, что отрезал батальон от полигона и сковал боем?

Ветер с запада приносил автоматную трескотню и далекие взрывы, там веселуха шла вовсю.

— Чего это они? — подал голос Сыч.

Патруль дрищей, как раз огибавший острый «нос» дредноута, неожиданно остановился, и все они повернулись в нашу сторону. И в тот же момент я ощутил прикосновение… внутри головы, словно мягкая ладошка коснулась мозга и начала гладить извилины.

Ощущение было странное и неприятное, и я вздрогнул.

— Тихо! — прошептал Ричардсон, и мы послушно замерли.

Дрищи пошли в нашу сторону, медленно,

словно волоча спрятанные под серыми балахонами ноги. Прикосновение стало более настойчивым, мир перед глазами раздвоился, на меня нахлынул поток странных чувств и мыслей… мягкая пульсация в животе, там бьется нечто похожее на сердце… ноги ощущают не только поверхность песка, но и то, что под ней — температуру, плотность, влажность… искажение в окружающем мире, которого не должно быть, неправильность, не имеющая права на существование и ее надо проверить…

И этой неправильностью был я сам!

Я почему-то чувствовал одного из дрищей, а он чувствовал меня, хотя видеть не мог! Мне хотелось выпустить воздух, но не изо рта, а из дыхательных щелей на груди, и одновременно чесалась спина под бронежилетом, я шел и лежал, я молчал и разговаривал с остальными, выражал свое изумление по поводу того, что происходит, меня было двое и один.

Испуг оказался холодным и острым, точно лезвие копья, входящего тебе в кишки.

— Нет… — выдавил я, пытаясь закрыться от этих ощущений, выдавить чужое из себя. — Отвали… нет…

Расстояние между нами и дрищами сократилось метров до двадцати.

— Тихо, — повторил Ричардсон, и видимо конкретно в мой адрес.

Сначала у меня ничего не вышло, хоть я и напрягся до судорог в мышцах живота, вроде бы даже стало хуже. На какой-то момент я потерял себя, перестал осознавать, что я Иван Серов, уроженец Подмосковья, утратил ту фиксацию на себе, которую любой из нас таскает с собой постоянно.

Но потом я сумел оттолкнуться от этого размытого, туманного состояния, точно ныряльщик ото дна. Я толкнул себя вверх, прочь из засасывающей глубины нечеловеческих чувств, к свету, к разуму, к обычным мыслям… и попытался выставить барьер, отгородиться.

Я почти услышал стук, с которым захлопнулась невидимая дверца, и все стало как обычно, ну если не учитывать того, что я тяжело дышал, и сердце бухало точно паровой молот.

— Пшшшссс… — произнес тот из дрищей, что шагал впереди, и патруль остановился.

Они стояли в каких-то пяти метрах, но видеть нас не могли, поскольку экраны работали. Зато мы имели возможность прекрасно рассмотреть, с кем воюем — трехпалые когтистые лапы на оружии, колеблемые ветром лохмотья, которые на самом деле, как я знал, были частью тела, аналогом перьев или волос, черные лица, где блестели многочисленные глаза, похожие на драгоценные камни.

Сплошное уродство, на человеческий взгляд, но чем-то этот облик и завораживал.

— Пшшшссс… — произнесли сразу несколько дрищей, и они развернулись, зашагали обратно к дредноуту.

Я перевел дыхание.

— Обошлось, — сказал Ричардсон, когда патрульные вернулись на маршрут вдоль серой стенки. — И хотелось бы мне знать, что они такое почуяли? Кто-то воздух испортил, что ли?

Мы провели за наблюдением еще пятнадцать минут, чтобы убедиться — все мы подсчитали верно, никого не упустили.