Штык и вера. Клинки надежды
Шрифт:
– А кто его выбрал?
– Народ, – повторил Орловский.
Вдаваться в подробности он не стал.
– Кого? – чуть изменил вопрос староста.
– Правительство. Во главе стоит Всесвятский. Его именуют Первым гражданином правительства. Есть еще граждане по конкретным делам. Торговле, транспорту, образованию, иностранным делам и так далее. Так как правительство молодое, то многие вопросы еще обсуждаются.
– Насчет земли-то как? – встрял в обсуждение один из крестьян.
– Не знаю. Наше дело – служивое. Закон вроде не принят.
Знал он
– Я же говорю – все еще только начато, – повторил подполковник в ответ на гул голосов. – Понимаю: взять и поделить. А как? По числу едоков, по числу мужиков, еще каким-либо образом? Надо учесть все, раз и навсегда, чтобы потом переделывать не пришлось. Дело-то государственное. А еще лучше, выберите кого-нибудь потолковее с наказом, да и пошлите в Смоленск. Раз власть народная, то должна народ слушать.
Может, хоть ходатаи с мест заставят правительство от бесконечной болтовни перейти к конкретным делам?
Хотя… Орловскому вспомнилось так называемое Временное правительство. То самое, члены которого долго, как черви, подтачивали царский режим, с думских трибун демонстрировали свой глубокий ум и разносторонние познания, а затем за пару месяцев сумели развалить великую страну. Так развалить, как ни один завоеватель не смог бы.
Староста почесал волосатой рукой в затылке. Не было у него доверия к господам. Царь – еще понятно, батюшка, и все такое, а вот те, кто веками стоял между народом и троном, всегда оценивались как нечто инородное, паразитическое.
Да и наказ – наказом, а как спросят за награбленное? Еще странно, что военные молчат, словно ничего и не замечают! Или просто возиться неохота?
– Посылайте, мужики. Под лежачий камень вода не бежит, – понял их колебания Георгий.
– Кубыть, надо попробовать, – наконец согласился с ним староста.
Он даже на визитеров стал посматривать добрее, без прежней настороженности.
– Вы к нам надолго, ваше высокоблагородие?
– На несколько дней. По некоторым сведениям, в районе вашего села возможно появление большой хорошо вооруженной банды. – О том, что атаман банды – колдун, Орловский говорить, разумеется, не стал.
– Банды? – немедленно переспросили несколько сельчан.
Разбойники – это не какое-то там правительство. Власть далеко, то ли доберется, то ли нет, а вот лихие люди уже намного страшнее и понятнее. Особенно по нынешним временам, когда человеческая жизнь стоит не дороже патрона. И как ни относись к нынешним гостям, при такой угрозе лишними они не являются.
Хотя… Мало ли банд нынче шляется по земле? Да и мирные обыватели при случае были не прочь воспользоваться добром путников, лишь бы последние заведомо являлись слабее. От сильного можно и сдачи получить… Поэтому особого страха у крестьян новость не вызвала. Интерес – да. Но чтобы дрожать с перепугу да думать, куда бежать…
– Ловить будете? – почему-то
– А вот это уже, милейший, военная тайна. – Орловский позволил себе подобие улыбки.
Староста ему не нравился. Был в заросшем волосом мужике какой-то намек на двуличность. Но только как разобрать, что скрывается в чужой душе, если и в своей не всегда разберешься?
– Прикажете определить на постой? – на этот раз с явной надеждой спросил староста и многозначительно переглянулся с остальными крестьянами.
– Нет. Мы останемся на станции, – твердо ответил Георгий.
Распылять свои крохотные силы по селу он не собирался.
– Так по избам-то лучше.
Вместо ответа Орловский молча поднялся. Он уже сказал крестьянам все, что считал нужным, и уж тем более не думал обсуждать с ними свои дела.
Уже стоя у двери, он вспомнил еще кое-что, о чем хотел спросить, да позабыл за разговором.
– С церковью что случилось? Почему в таком виде?
Наличие церкви – это то, что отличало село от деревни. Еще при подъезде к Рябцеву Орловский обратил внимание на жалкое состояние храма. Крест с купола был сбит, колокол, похоже, рухнул, сама колокольня покосилась, превратилась в подобие Пизанской башни, о которой Георгию доводилось читать.
– С церковью… – Староста, а за ним и остальные мужики замялись, словно их уличили в чем-то нехорошем.
– Так энто… Банда похозяйничала. С месяц назад. Попа убили, колокол сбросили, – как-то фальшиво произнес широкоплечий.
– Что за банда? – Орловский невольно подтянулся.
– А мы знаем? – Староста взглянул на широкоплечего с такой же благодарностью, с какой нерадивый ученик в школе смотрит на подсказавшего ответ товарища. – Много их нынче шляется по белу свету.
– Ладно, – махнул рукой Орловский и вышел наружу.
Про себя он решил, что в истории с храмом все не так просто. Вполне возможно, что дело не обошлось без местных жителей. Далеко не первый случай, когда вчерашние верующие под влиянием свободы срывали с себя нательные кресты, грабили церкви, становились воинствующими безбожниками. Но что из того? Есть правительство, соответствующие службы, пусть они и разбираются. Дело армии – воевать, а не вести следствие по бесконечным в последнее время уголовным делам.
– Не нравятся они мне, Георгий Юрьевич, – тихо произнес молчавший почти все время Дзелковский. – Вроде обычные мужики, а исподлобья волками смотрят. Когда думают, что никто их взглядов не видит.
– Думаете?.. – как-то очень неопределенно спросил Орловский.
– Нет, к матросу никакого отношения местные не имеют. Да и не один он на белом свете. Но рыльца у здешних поселян явно в пушку. Во всяком случае, церковь – их рук дело. Обратили внимание, как они сразу замялись?
– Обратил, Дмитрий Андреевич. Но мы же не ангелы мщения. Если честно, на пути к Смоленску мне довелось видеть столько нарушений всех прежних законов, что я даже стал сомневаться, остался ли где-нибудь уголок спокойной жизни.