Шулер с бубновым тузом
Шрифт:
— Вы решили предупредить меня? — улыбнулась Глория.
— Почему бы нет. Единомышленники должны поддерживать друг друга.
— Вы полагаете, у нас общие взгляды и убеждения?
— Я рассчитываю на это, — серьезно сказал граф. — Старая история всплыла там, где не ждали. Знаете, милая дама… я искал в России рукопись царя Соломона. Но не знаменитое колье Дюбарри.
— Удалось обнаружить рукопись?
— Почти. Она покоится где-то в подвалах Ротонды Елагинского дворца [4] …
4
Елагинский дворец — летний императорский дворец на Елагине острове в Санкт-Петербурге. В павильоне Ротонда граф Калиостро проводил свои собрания. Во время реставрации в подвале Ротонды были найдены загадочные сосуды, предназначение которых неизвестно.
— Почему вы пришли именно ко мне?
— Я сам в некотором роде прорицатель и ясновидец, — скромно потупился Калиостро. — Обязан сообщить, что скоро к вам обратится за помощью человек, который… В общем, будьте осторожны!
— О чем этот человек собирается просить меня?
— Не стоит забегать вперед…
Застрекотала газонокосилка. Глория повернулась в сторону сада и с досадой окликнула слугу:
— Санта! Дай же нам спокойно поговорить!
Тот, видимо, не услышал и продолжал косить.
Когда она перевела взгляд на Калиостро, на скамье, где он только что сидел, никого не оказалось.
«Он мне привиделся, — мысленно рассудила она. — От скуки».
Карлик стоял в тени яблони и наблюдал за ней.
— Ты создан моим воображением, — разочарованно сказала Глория. — Так же, как граф Калиостро.
— Тебе было приятно с ним познакомиться?
— Мне было интересно…
Великан закончил выкашивать траву и отнес газонокосилку в сарай. Глория зевнула, глядя ему вслед. Она в самом деле заскучала без пищи для ума и тренировки для своих новых способностей. Хоть бы Лавров приехал, что ли, развеселил ее.
За забором, как по команде, раздался настойчивый сигнал автомобиля. Санта торопливо пересек двор и открыл ворота. На проселке стоял запыленный «туарег».
Легкий на помине Роман Лавров прикатил в Черный Лог проведать хозяйку, на чьей фирме он работал начальником охраны.
— Привет! — радостно воскликнул он, шагая навстречу Глории. — Выглядишь великолепно.
Он по-дружески коснулся губами ее щеки. Сколько раз в мечтах он целовал эту молодую женщину как любовник, а не сотрудник! Сбудется ли его мечта?
Глория, несмотря на вдовство, кажется, не нуждается в мужском плече и мужской ласке. Впрочем, Лавров уже подставил ей свое плечо. А вот принимать его ласки вдова не спешила.
Усевшись на теплую от солнца скамейку, начальник охраны принялся жаловаться на притеснения Колбина.
— Загрузил меня под завязку.
— Он просто ревнует, — улыбнулась Глория.
Тонкое облегающее платье из светлого льна подчеркивает ее красивую фигуру, волосы собраны на затылке, серые с прозеленью глаза блестят. Она посмеивается над ним.
— Колбин хочет жениться на тебе, — выпалил он. — Только не по любви.
— Браки по расчету бывают крепче любовных союзов.
— Ну да, — нервно кивнул Роман. — После смерти твоего мужа акции компании распределились поровну между Колбиным и тобой. Почему бы вам не объединить бизнес?
— Я не собираюсь замуж.
— Это сегодня. А завтра?
— Ты приехал повидаться или по делу?
Лавров никак не мог успокоиться. Между ним и Колбиным разгоралось нешуточное соперничество. Причем компаньон Глории являлся, по сути, первым лицом в компании. Зато вдова явно отдавала предпочтение Лаврову. Фактически она сделала его своим помощником в таком щекотливом деле, как частный сыск.
— Я отвечаю за твою безопасность, — нахмурился он. — Это моя служебная обязанность.
— Хочешь проинструктировать Санту? — рассмеялась она. — Позвать его?
— Пусть лучше принесет холодного чаю. Пить хочется.
Но слуга уже сам позаботился об угощении. Он подошел к беседке с подносом, на котором стояли графин с охлажденным вишневым компотом, два стакана и тарелка с большими бутербродами. Вечно голодный начальник охраны набросился на еду.
— Твоему аппетиту можно позавидовать.
— Шутишь? — с полным ртом буркнул Роман. — Или издеваешься?
— Влюбленные не уписывают бутерброды за обе щеки, — скептически заметила она. — Они теряют сон, бледнеют и худеют, не в силах проглотить ни крошки. А по ночам вместо того, чтобы дрыхнуть без задних ног, сочиняют стихи о предмете своей страсти.
С этими словами она окинула взглядом спортивный торс Лаврова и его румяное лицо довольного жизнью здоровяка.
Гость перестал жевать. Он понял, какой камешек полетел в его огород, и рассердился.
— Глупости, — возразил он, снова принимаясь за еду.
— Любовь — это болезнь, Рома. Человек становится рабом своего чувства, готовым на безрассудный поступок. Ослепленный и оглушенный своим безумием, он может причинить вред себе и другим. Еще Авиценна предлагал лечить людей, одержимых страстью.
— Хочешь сказать, что…
Он поперхнулся, и продолжение фразы застряло у него на языке.
— Я врач, — напомнила Глория, пряча смешинки в уголках губ. — Мое призвание исцелять, а не потакать болезни.
— Вот и лечи Колбина. Он точно помешался. Любовь к деньгам — та еще хворь! Попробуй, выпиши от нее лекарство.
— Ты неисправим, — вдохнула она, поднимаясь. — Ладно, угощайся… а я пока схожу в дом. Погляжу на кувшины.
— На что? — не понял начальник охраны. — Зачем?