Шумерские ночи. Том 3
Шрифт:
— Царевич из южных земель? — переспросила Камари очень нежным, певучим голоском. У Лугальбанды от него затрепетало в груди. — Благодарю тебя за то, что пришел мне на помощь. Если бы не ты, я бы никогда не очнулась и вечность забрала бы меня. Ты показал себя настоящим героем сегодня. Пожалуйста, прими еще раз мою благодарность.
Лугальбанда почувствовал, как подгибаются ноги, а на лицо наползает непрошеная улыбка. Он собрался с мыслями, ища достойный ответ, желая сказать царевне, как она прекрасна и удивительна, каким удовольствием было для него оказать ей эту пустяковую услугу…
—
— Абгаль, повремени! — гневно повернулся Лугальбанда. — Как же я?!
— Что ты? — не понял Креол.
— Обратно я как вернусь?!
— Ах да, — проворчал маг. — Ладно, придумаем что-нибудь.
— Быть может, вы придумаете что-нибудь завтра? — предложила царевна, беря Лугальбанду за руку. — Сегодня вы все — мои дорогие гости, и я не отпущу никого из вас, пока как следует не отблагодарю.
Остаток вечера и изрядная часть ночи прошли весело. Пять человек и семь альраунов без перерыва пили, ели, смеялись и болтали. Царевна расспрашивала, как долго она спала, да что случилось за это время в мире, да жив ли еще ее батюшка…
— Да жив, жив, — хмыкнул альраун Брюзга. — Ты не так и долго спала, девица. Месяца не прошло. Твоему батюшке мы давно письмецо отправили, да вот, что-то запаздывает…
— Что-что вы сделали?! — аж подскочила царевна.
От гнева она вся затряслась… а, нет, не от гнева. От страха. В огромных карих глазах засветился ужас. Камари закусила костяшки пальцев и дернулась, словно желая прямо сейчас бежать в лес, в темноту, куда угодно.
— Отринь страх, красавица, — гордо произнес Лугальбанда. — Никакая беда тебя не коснется, пока я рядом. Я увезу тебя в Вавилон, коли пожелаешь, и там никто не посмеет даже взглянуть на тебя без восхищения.
Камари посмотрела на Лугальбанду с нежностью. Их пальцы будто сами собой сплелись, а плечи прижались друг к другу. И они еще долго сидели у костра, пока на небе загорались звезды…
…Проснулся Лугальбанда от тычка в ухо. Он встрепенулся, посмотрел на уснувшую рядом царевну, которую укрыл плащом от ночной прохлады, и перевел взгляд на горбатого альрауна. Тот поманил царевича пальцем и зашептал:
— Будись скорее, человек. Каджи сюда идут.
Другие альрауны уже тормошили Мей’Кнони и Кащея, а один, спрятавшись за кустом, швырял камешки в Креола. Тот уже открыл глаза, уставился в сизое утреннее небо, получил в висок еще одним камешком и хмуро сказал:
— Я тебя сейчас убью.
— Каджи пришли!.. — крикнул из-за куста альраун, тут же ныряя в землю, как в воду.
— Вижу, — встал Креол. — Их я тоже убью.
Из-за деревьев уже выезжали верховые. На благородных оленях скакали вооруженные каджи. Мельче и костлявей людей, косматые и усатые, они были в мерцающих накидках, и на поясах висели серповидные мечи.
Во главе их был человек… ан нет, не человек. Тоже каджи, только дивный обликом. Он словно светился изнутри, в смоляных волосах пылали неземные цветы, а его олень мог зваться даже не благородным, а царственным.
Он
— Я саким Седьмого Царства, признанный и объявленный. Где дочь моя?
— Я Креол, — ответил маг, почти толкая грудью морду оленя. — Твоя дочь вон, под плащом спряталась.
Саким по-прежнему не спешился. Глядя на людей, как на грязь под ногтями, он проронил:
— Утратив дочь, я обещал небу и земле, что если спасет ее муж простого рода, либо дева, либо старец, то получит титул, награду деньгами и меч древней работы. Если же спасет ее муж знатный, то получит ее в жены, а в приданое — богатую часть моих земель. Говорите теперь, кто ее спаситель.
— А вот он, бесстрашный Лугальбанда, царского рода юноша! — воскликнул Кащей, приобнимая царевича за плечи. — День и ночь он бился за царевну с тремя дэвами, а затем еще и чистым своим сердцем освободил ее от проклятья!
— Человек, — произнес старый каджи так, словно сплюнул. — Шумерианец. Что же, клятва есть клятва. Я отдаю тебе в жены мою Камари, а в приданое даю золотой рудник в горе Шенгаль, а также город Шенгаль, что при нем. Благодари меня.
— А… э… — растерялся царевич.
Все слишком быстро происходило.
А Кащей рассмеялся. Заливисто, весело, сверкая лучистыми глазами.
— Над чем смеешься, сын Свергнутого? — холодно спросил саким.
— Тот же вопрос, — кивнул Креол.
Кащей поманил его с Мей’Кнони и Лугальбандой пальцем и вполголоса сказал, что Шенгаль — город мертвый. Брошенный, покинутый, опустевший. Дома там хорошие, добрые, но никто в них не живет. Что же до рудника, то он хоть и богат золотом, но находится на самом севере Седьмого Царства — и что шумерскому царевичу с ним делать?
— Да пусть себе оставит, пусть подавится, — широким жестом отмахнулся царевич. — А вот дочь его, коли согласна будет, моею станет.
Царевна невольно зарделась, но страх с ее лица никуда не исчез. Стиснув ладонь Лугальбанды и косясь на отвернувшегося отца, она зашептала, что батюшка ее горд и своенравен, как тысяча простых каджей. Что даже имени своего он никому не открывает, дабы не марали его языки низших созданий.
— Это кто тут низшее создание? — осведомился Креол.
— Все, кто не альв, — ответила Камари. — Моя мать была низкородной, она была человек, сам же он — из царствующих альвов, хоть и побочная ветвь. Тех пресветлых одаренных, что царствуют над пещерными эльфами…
— Кем?.. — переспросила Мей’Кнони.
— Каджами. Они низкородные и малоодаренные, поэтому над ними властвуем мы. Но моя матушка была человек, и я родилась наполовину смертной…
И, не отрывая глаз от сакима Седьмого Царства, царевна быстро добавила, что окажись здесь один только Лугальбанда, батюшка и первую часть клятвы сдержал бы так, как принято в истинном Каджети. Поженил бы человека со своей дочерью, а после того сразу и голову бы ему с плеч, пока не осквернил альвийскую дщерь своими руками, своим дыханием. Но тут, к счастью, целых три искусных волхва, так что легко такое не выйдет.