Шут и император
Шрифт:
— А если он соберет войско, чтобы выступить против вашего величества?
— Кишка тонка! — заявил император. — Этот мальчишка обязан мне жизнью. Я мог бы казнить его. Мог бы выколоть ему глаза. Но поступил ли я так? Поступил?
Все советники отрицательно покачали головами.
— Признаю, я был слишком мягок с этим юношей. Но я возлагал на него надежды. Полагал, что он поумнеет, повидав свет. Вряд ли он по-прежнему предан моему брату, ведь прошло так много времени. Итак, он сбежал. Велика ли важность? Пусть себе прячется
— А что, если он приведет крестоносцев сюда? — настаивал Филоксенит.
— Тогда мы остановим его, — самоуверенно заявил Палеолог.
— Верно! Мы остановим его, — согласился император. — Народу он здесь не нужен. Никто даже не знает его. Он всего лишь беглый мальчишка. Разве хватит у него духу посягнуть на византийский трон? Да и есть ли в Константинополе хоть кто-то, желающий поддержать его притязания? Капитан?
— Никого, ваше величество, — сказал Станислав.
— Ну вот и прекрасно. Ах, стоило ли тратить на такие пустяки мое драгоценное время? Время, которое я мог бы посвятить… э-э… пользительному отдыху.
— Остался еще вопрос о вашем брате, Исааке, — добавил Инеот.
Император глянул на него сквозь полуопущенные веки.
— Ну а с ним что не так? — устало произнес он.
— Всему миру известна милость и доброта вашего величества, — сказал управляющий двором. — Безусловно, вы поступили с ним в высшей степени по-братски. И для меня очень трудно предлагать вам нечто противоречащее милосердию вашей натуры.
— Продолжай, — бросил император.
— Именно Исаак организовал побег своего сына. Доказательства неопровержимы. Однако вы никоим образом не наказали его за такой проступок.
— Я сверг его. Потом ослепил. Казнил нескольких его приверженцев. Похоже, я только и делал, что наказывал его. Послушай, я понимаю, к чему ты клонишь, но не собираюсь усугублять страданиями его жизнь. Я император, а он — нет, и больше мне нечего сказать по этому поводу. Пусть он плетет свои жалкие заговоры. Нужно же ему чем-то заполнять дни и ночи.
— Но стоило бы, по крайней мере, перевести его из Диплокиона, — сказал Инеот. — Обеспечить ему более надежное заключение. Ограничить поток его посетителей.
— Однако в Диплокионе ему очень удобно, — заметил император. — И там прекрасный вид на окрестности.
— Исаак слеп, — напомнил Инеот. — Какой ему толк от прекрасных видов?
— А что ты думаешь, капитан?
— Держите врагов под рукой, ваше величество, — ответил Станислав. — Такая стратегия еще никогда не подводила.
— А ты, шут? — сказал он, поворачиваясь ко мне.
— Ваше величество, я не смею давать советы божественным наместникам.
— Перестань подлизываться и отвечай мне. Как бы ты поступил, если бы он был твоим братом?
— Если бы он был моим братом, то был бы братом дурака и, следовательно, не имел бы никакого
— Гм, — сказал он. — Ладно, я подумаю об этом. После дневного отдыха. Аудиенция закончена. Уходите, уходите все. Евнух, отблагодари шута.
Он встал, опершись на палку. Все почтительно поклонились, и он покинул зал.
— Однако, шут, ты умудрился быстро втереться в доверие, — заметил Стрифн. — Ну-ка ответь мне. Как ты назовешь человека, который спрашивает советов у шутов?
— Императором, — сказал я, глядя прямо на него.
Станислав спрятал ухмылку. Я откланялся и проследовал из зала за Филоксенитом.
— Ты не перетрудился сегодня, — заметил он.
— Стоит ли мне дождаться конца дневного отдыха? — спросил я.
— Нет, — ответил евнух. — Когда он так настаивает на нем, то, значит, намеревается отдыхать до глубокого вечера.
— Я бы тоже не отказался, будь в моей опочивальне такие прелестные удобства.
Мы вошли в его кабинет.
— Садись, — сказал он.
Я подчинился, и он расплатился со мной. Подумав, что пора уходить, я хотел откланяться, но он жестом приказал мне вернуться в кресло.
— Нам нужно поговорить, — сказал он.
— Но вы же сами сегодня все видели и слышали, — возразил я. — Уверен, что вы не нуждаетесь в моих отчетах.
— Да я не об этом, — сказал он, почесывая нос.
Они подкрались ко мне сзади так бесшумно, что единственным осознанным мной движением было легкое сотрясение воздуха, вызванное наброшенной на меня веревкой. У меня не было ни малейшей возможности изменить ситуацию. Меня мгновенно связали так, что я едва смог повернуть голову, чтобы увидеть двух проделавших все это варягов. Ни одного из них я не знал.
Я постарался взять себя в руки. Внешнее спокойствие мне обычно хорошо удавалось.
— О чем вы хотели бы побеседовать со мной? — вежливо спросил я.
— Ты говорил, что вы пришли с севера, — сказал Филоксенит. — И вы действительно вошли в город через Регийские ворота, что вроде бы не противоречило твоим словам. Но сейчас я получил сообщение из Анастасийской крепости, что вы заходили к ним, следуя по Эгнациевой дороге. А это уже означает, что вы прибыли с запада.
— Я чертовски плохо разбираюсь в сторонах света, — застенчиво признал я. — Должно быть, мы свернули куда-то не туда в Филиппополисе.
— Ты начинаешь утомлять меня, — сказал он, присаживаясь на край стола.
Стражники придвинули мое кресло почти вплотную к нему. И Филоксенит вдруг влепил мне звонкую пощечину.
— Тьфу' — скривился он, стирая носовым платком пудру с руки. — Какая гадость. Не вынуждай меня делать это еще раз. На чьей стороне ты играешь? Венеции? Швабии?
— Я вольный дурак, — сказал я. — А вы?
Он сделал знак одному из стражников, и тот так ловко звезданул меня по голове дубинкой, что я действительно узрел звезды. Плеяды, по-моему.