Шут и слово короля
Шрифт:
— Мы вчера встретились, — сказал Эдин. — Я люблю ее.
Якоб уронил монетку.
— Э… вот так прямо и любишь?
— Да. Прямо, криво — не знаю. Но люблю. И ничего другого для меня сейчас нет, только это. Ты понимаешь?
— Ну предположим, — кивнул Якоб, ища монетку. — Это плохо, парень, вообще говоря. Что, если король выберет не тебя?
— Он уже выбрал не меня…
И Эдин все рассказал, про маскарад в замке баронессы Кассаны, про Рая Диндари, с которым он три года прожил в одной комнате и который оказался кузеном Аллиель Кан, и про барона Лажана, конечно.
— Барон Лажан? — Якоб встрепенулся, — я его знал. Точнее, знал брата этого барона, мы воевали вместе, он погиб. Я уважал его. У него был маленький брат и две сестры — от второго брака отца.
— Мы будем проезжать мимо, может, заедем? Мы с тобой? Я хочу посмотреть…
«… что там за замок у этого лорда», — закончил он мысленно.
— Незачем время терять, — пожал плечами Якоб. — Я был там. Замок большой и старый. Когда-то он был важен, стоял на самой границе, теперь одна видимость. Лажаны не больно богаты. Земля у них скудная. Баронесса самолично возилась с огородом. Но и нищими их не назовешь, конечно. Кстати, род происходит от королевского, только не от нынешней династии, а от предыдущей, поэтому так и захирел. Говорят, будто бы дочь короля, последняя из королевского дома, самовольно вышла замуж за Лажана, отказавшись от брака с братом нового короля. Большую часть земель у них отобрали, как это обычно бывает.
— Но они потомки королей, — проговорил Эдин задумчиво. — Пусть и небогаты. А я никто.
— Ты это ты, — возразил Якоб. — Не никто. И сдается мне, что каждый королевский род начался с кого-то, кто был еще более никем, чем ты. Вот что, парень, я знавал немало лорденышей, и потому точно тебе говорю: ты не хуже. Даже если не женишься на графской дочке. Ты многое смог бы, улыбнись тебе удача. В это и верь.
— Я увезу Аллиель, — сказал Эдин. — Просто увезу, вот и все. Даже если графу это не понравится. Ты мне поможешь?
— Не дури, — рассердился Якоб. — Раз взглянул на девчонку и раскис? Влюбленность, когда голова кругом — это отрава, если хочешь знать. Жениться надо, когда это щенячье чувство пройдет, а любовь останется. Зато тогда ты точно будешь знать, надо ли жениться! Не всем, правда, так везет, не у всех есть время и возможность выбирать.
— Якоб, не понял? — Эдин засмеялся, — это до старости ждать, что ли? У меня точно нет столько времени. У меня, может, один месяц только и есть, или того меньше!
— Это хорошо, что только месяц. Меньше напортачишь. А то что-то тревожно мне.
— Ты и с моей сестрой так, да, Якоб? Ждешь, пока поутихнет? И все никак? Наконец-то я сообразил! — ввернул Эдин и вскочил, уворачиваясь от крепкого якобова подзатыльника.
Увернулся. Якоб, похоже, на это и рассчитывал.
— Вот что, парень, ты подожди, пока переговоришь с Графом, до тех пор не придумывай глупостей, ясно тебе?
— Конечно. Что мне остается? Дождаться этого праздника в Лире.
Вообще-то, Осенний праздник отмечали во всей Кандрии, и не только. Еще в Гринзале, в Грете, да всюду, скорее всего! Погода еще хорошая, урожай убран, так почему не погулять, не порадоваться? Но обычно праздновали неделю, и всегда раскатывали большую ярмарку, и циркачей съезжалось помногу, выступали прямо на улицах безо всяких квитков на работу — наряду с Новым годом это было самое благодатное время.
— Традиция, — пояснил Якоб. — Гулянья при дворе, балы, охоты. Коронуют короля шутов, этот король в соломенной короне сидит на троне напротив настоящего королевского и принимает почести.
Эдин прыснул.
— Я слышал про короля шутов, но, правда, что ли — на троне?..
— Почему же нет? Именно на троне. Он носит этот титул до первого снега. Нет, это забавно, как при дворе проходит Осенний праздник. В этом году не знаю, все-таки неспокойно, и война то ли будет, то ли нет. Но есть ведь поверье: если хорошо отгулять Осенний праздник, то даже беды обернутся удачей. Потому его всегда и празднуют.
— А кто короля дураков выбирает, горожане?
— Король с королевой, кого хотят, того назначат. Когда я был при дворе, королем шутов из года в год был хромой карлик.
Они тогда долго еще говорили, говорили, а на душе у Эдина было тяжко. Предчувствие?..
Несколько дней спустя он заметил, как пять всадников следуют за цирком, не приближаясь. Но это еще не преступление — ехать по одной с ними дороге, не обгоняя. А Милда, она то ли смеялась слишком громко, не встречаясь с ним взглядом, Что от Якоба она бегает, все уже привыкли, а вот с ним… То ли шепталась слишком долго с подругой, «огненной» красоткой Сьюной — да когда его, в самом деле, беспокоило, с кем там она шепчется?
И тем не менее, он не отходил далеко от Милды, и не уснул вечером, как обычно. А та вроде бы легла спать, как всегда. Правда, сначала она пожелала ему спокойной ночи и даже чмокнула в щеку, а вот это уже было не совсем обычно. Как же тут спать?
Она набросил старую стеганую куртку — ночи стояли холодные, и пару ножей сунул за голенища. Но надеялся, что драки не будет, разве что в самом крайнем случае. Все-таки тем всадникам нужна не драка.
Там не разбойники, нет.
Эдин устроился рядом с медведем: сел, привалившись к теплому боку, и почесывал зверя за ухом. Но сначала приказал: «Милда. Карауль Милду». Так и сидели, медведь довольно урчал, а Эдин ждал. Уснуть можно, чего доброго…
Но вот Вудуду поднял башку и негромко зарычал. Учуял. И Эдин тут же понял то, что знал зверь: Милда тихонько выбралась из своей кибитки.
Эдин благодарно потрепал Вудуду по шее и быстро встал.
Луна как раз выползла из-за облака и осветила тонкую фигурку Милды с сумкой на плече за последней кибиткой. И к ней из густой тени кустов выдвинулась еще одна фигура, мужская, приблизилась, и два силуэта соединились в один — мужчина обнял Милду.
Эдин приближался, прячась в тени кибиток, шаг за шагом, быстро и бесшумно. И скоро расслышал голоса.