Шутка Приапа, или Обречение смолоду
Шрифт:
Звонка по-прежнему не было, и в дряхлую голову тещи лезли мысли одна другой несуразнее, а большой грузный усатый человек под одеялом, хозяйски похрапывающий на диване в гостиной, явная ошибка природы, ещё и умудрялся, как ребенок, играть телепереключателем, мешая ей сосредоточиться на одном каком-нибудь дельном сюжете. "Санта-Барбара" "Троиканка" или "Алундра" были её настоящей и требовательной жизнью, она знала наперечет имена, привычки и взаимоотношения героев этих увлекательных фильмов, почему-то обзываемых псевдоумными и якобы интеллигентными людьми навроде её самовлюбленного зятя "мыльными операми", хотя там никто не пел арий и тем более не взбивал мыльную пену, а наоборот все было как в жизни и даже лучше, потому что не было того безобразия, которое надоело вокруг, а если подобное и случалось, что
Внезапно в дверном замке послышался скрежет заблудившегося ключа, не узнающего после двухнедельного отсутствия любимейшую точку приложения своих способностей и усилий хозяйки, домашние животные (два пса и три кошки) встрепенулись и выстроились в дверном проеме для встречи гостей, а в прихожую разом ввалились долгожданные путешественники, сопровождаемые Андреем и увешанные сумками, сумочками и пакетами, как новогодняя елка шарами, игрушками и тому подобной мишурой.
Увалень в халате, видимо не совсем протрезвевший от выпитого пива, по-пингвиньи выбрался из-под одеяла и доковылял до чемоданов и сумок, удивив старуху ещё раз тем, что схватив какой-то цветной пакет, немедленно убежал с ним в глубину гостиной, даже не поздоровавшись с прибывшими.
Общая встреча была краткой, внучка с зятем отбыли на той же машине к себе домой, обещая позвонить по прибытии, а Марианна Петровна, её ненаглядное солнышко, заключила в объятия сперва своего ненаглядного байбака, а потом совершенно сухо поцеловала в щеку свою мать и домоправительницу.
Была трогательная раздача экзотических подарков: Ядвиге Казимировне был вручен розовый халат, вышитый голубовато-зелеными павлинами, полы которого упадали на пол и требовали укорочения минимум на полметра, яркие орнаментированные шерстяные гетры и кожаные тапочки с загнутыми вверх носами, к вершинам которых были приделаны желтые позванивающие колокольчики; мужу своему и повелителю Марианна Петровна презентовала шахматную доску с фигурами, вырезанными из полудрагоценного оникса, и огромную трубку из мыльного камня, напоминающую отчасти рог изобилия. Трубка особенно разозлила тещу, не выносившую табачный дым и настрадавшуюся от никотинового зелья ещё при жизни своего супруга, садившего "Беломор" и "Север" только так, по две-три пачки в сутки, а тут вынужденную терпеть помимо зятя-байбака ещё и все его прихоти и причиндалы: книги, залежи различных бумаг, груды пустых пивных бутылок и банок, которые он не удосуживался сдать или выбросить, а то порой составлявший из них какие-то композиции и коллекции, и вот на тебе - ещё и очередная трубка, которых у знатока антиквариата и коллекционера, каковым считал себя Владимир Михайлович, было гораздо больше, нежели у Эренбурга, написавшего в свое время знаменитые "Тринадцать трубок".
– Спасибо, милая! Не трубка, а настоящее девятое чудо света, скороговоркой выпалил в очередной раз баловень судьбы, жадно схватив трубку, чубук которой был вырезан из мыльного камня кремового цвета и украшен помимо орнамента гирляндой эффектно вырезанных роз, обнявших утолщенную часть чубука, а мундштук имитировал искусно выделанный янтарь, на самом деле являясь хорошо подобранной пластмассой.
– И сколько же стоит это чудо?
– Дареному коню в зубы не смотрят, сам же не раз меня учил, - смеясь, отговорилась жена, и жизнь семьи Гординых потекла по давно затверженному курсу. Вся троица переместилась в кухню, расположившись вокруг празднично убранного стола и вперемежку с разговором начала поглощать питье и закуски.
Разговор длился часа два-три и закончился в шестом часу утра в гостиной, когда Владимир Михайлович, индюк неблагодарный, как явно предвзято мыслила Ядвига Казимировна, стал судорожно зевать, противно щелкая челюстными суставами и закатывая картинно глаза, а Марианночка успела поведать большую часть увиденного и пережитого.
Разбрелись по постелям, а подарки остались частью на столе, а частью прямо на полу и обзор их завершили также взбудораженные возвращением хозяйки животные.
Владимир Михайлович проснулся позже обычного, в полдень, теща с женой уже потрапезничали и он, украдкой хлебнув водки прямо из горлышка, осторожно приоткрыв холодильник, чтобы не хлопнула дверца и не зазвенели бутылки, с аппетитом доел остатки вчерашнего пиршества.
Тут-то и решил он ещё раз рассмотреть преподнесенные ему лично подарки. Шахматы ему понравились, особенно массивная каменная доска в черно-белых
Хитроумный трубковладелец быстро сообразил, что без вредоносной тещи дело явно не обошлось, но вначале не знал, как приступить к допросу. Так и эдак подступался он к интересующей его теме, но не менее хитроумная и подготовленная к длительной осаде Ядвига Казимировна уклонилась от прямого признания своей вины, переведя разговор на необходимый ремонт сантехники в сдаваемой в наем квартире и намекая на расшалившихся не в меру животных, обрадовавшихся приезду хозяйки.
И только бесхитростная Марианна Петровна в отличие от своих напряженных собеседников продолжала вспоминать всевозможные подробности своего двухнедельного отдыха в Турции, поведав в частности, как чуть-чуть не умыкнула Злату банда смуглолицых развлекателей, в мгновение ока забросивших бедную девочку на гигантского верблюда, которые немедленно пустился вскачь по пересеченной местности и если бы не самоотверженность отлично вышколенного гида, сумевшего быстро разобраться в тревожной обстановке и с риском для собственной жизни догнавшего косматого лебедя каменного века и, схватив его мощной дланью за короткий недоуздок, остановить разбушевавшееся чудо пустыни.
Когда Владимир Михайлович снова перешел к разбитой трубке, за которую как оказалось было плачено целых сто двадцать пять долларов, на что здесь, в Москве, можно было бы приобрести дивную трубку из настоящей кости работы XVIII века, Марианна Петровна вдруг как-то бесхитростно посмотрела на своего благоверного выпуклыми зелено-карими глазами, причем правый зрачок был максимально расширен, а левый - наоборот - предельно сужен, что всегдашний зануда-супруг на мгновение замолчал, задумался, устыдился - и все это в одно мгновение - и сказав еле слышно: "Чудо ты мое! Девятое чудо света!", обнял это наивно-трепетное совершенство природы, и как ни странно это был точный по существу мужской жест.
Даже Ядвига Казимировна, толком не уяснив, что же произошло, помягчела ненадолго к надоедливому зятю и, забрав коробку с осколками трубки, пообещала торжественно склеить обломки необыкновенно прочным японским клеем, которые есть у её соседки и подруги по прежнему месту зжительства.
"Это жизнь не склеить, а такую ерунду - чего может быть проще", философически заметила она, хотя именно Марианна Петровна была в семье главным специалистом по всякого рода философии.
Владимир Михайлович поежился, открыл глаза и обнаружил, что он сжимает в своих объятиях свернутое в туловище ватное одеяло и нет ни Марианны Петровны, ни Ядвиги Казимировны и находится он сейчас в городе П. на очередной развилке судьбы.
6
Родителей дома не было. Владимира Михайловича это очень удивило, потому что отчим последнее время из-за перелома шейки бедра передвигался с большим трудом или с костылями, или опираясь на палку. Выпив воды, Гордин снова улегся на диван и погрузился в какое-то междувременье, провалился в зазор между сном и реальностью и может быть все-таки задремал.
Неожиданно загремел телефон. Владимир Михайлович, не вставая с дивана, нашарил рукой трубку и с удивлением узнал голос дочери. Злата звонила из Парижа, сообщила о благополучном прибытии и череде мелких радостей. Слышимость была замечательная. Гордин огляделся. Почему-то он очутился на старой, ещё не разменянной после развода с женой, квартире в Москве. Марианны Петровны, правда, не было. Гордин вспомнил, что сегодня - день рождения дочери и поздравил её с праздником, она, видимо, только этого и ожидала и защебетала по телефону с удвоенной энергией. Внезапно что-то щелкнуло в трубке и голос исчез. Гордин прошлепал босыми ногами на кухню, налил себе любимый коктейль из белого вермута и водки со льдом, выпил залпом и устроился за столом с ворохом нечитанных еженедельников, раскурив резную трубку из мыльного камня, привезенную в подарок из Турции несколько месяцев тому назад заботливой дочерью и не менее заботливой женой, которая сейчас, как он вспомнил, отправилась навестить квартиру своих родителей, где после кратковременного проживания очередных квартирантов требовался серьезнейший ремонт сантехники.