Шутка Приапа, или Обречение смолоду

Широков Виктор Александрович

Курение перемежалось чаепитием под громогласную передачу радио "Надежда". Владимир Михайлович достал из холодильника любимый сыр в "дырках" (кажется, "Иммерталь"), и животные немедленно ринулись за подачкой, один из котов при этом задел в прыжке ручку настройки радиоприемника и вместо популярных песен в кухне зазвучал незнакомый механический голос, передающий одно и то же объявление.

Владимир Михайлович прислушался. Все тот же несколько унылый голос повторял:

– Приглашаются только мужчины старше пятидесяти лет с явными признаками облысения, пользующиеся для коррекции зрения очками или контактными линзами, имеющие дефекты зубов, конечностей, а также страдающие перемежающейся потерей памяти. Таковым

совершенно бесплатно будет предложено уникальное лекарство фирмы "Максипримаэкстрасуперлюкс интернейшнл", излечивающее все мыслимые и немыслимые недуги. Адрес, по которому следует обратиться: Москва, Тверской бульвар, 25, флигель во дворе направо. Для глухонемых расставлены указатели. У входа во флигель вас встретит темнокожая девушка в белом костюме со значком фирмы, представляющим собой флюоросциирующий кружок красного цвета, на котором в центре находится ярко-зеленый крестик. Время посещения фирмы строго с шестнадцати до половины пятого вечера. Лицам женского пола и мужчинам моложе пятидесяти лет просьба не беспокоиться. Входные двери флигеля снабжены специальным считывающим возраст и пол желающих войти устройством на молекулярном уровне, не позволяющим проникнуть в здание нежелательным элементам. Благодарю за внимание.

И без всякой паузы снова:

– Приглашаются только мужчины старше пятидесяти лет...

Отговорив второй раз, голос умолк. Наступила потрескивающая тишина. Владимир Михайлович подождал немного и посмотрел на часы. Было тринадцать пополудни с минутами. Любопытно, что именно в шестнадцать часов возле памятника Пушкину у него было назначено деловое свидание с неким книжником Игорем, часто встречаемым в салоне у Чапкиной или в магазине на Новом Арбате, который обещал принести несколько раритетов по сходной цене (лето мертвый сезон для книжных операций), наиболее лакомыми из которых представлялись издания "Алисы в Стране Чудес" конца прошлого века. Дочь Злата поступала в аспирантуру Академии печати и будущая тема кандидатской диссертации была посвящена различным иллюстраторам дилогии Льюиса Кэрролла. А искомый дом на Тверском бульваре, названный по радио, располагался от памятника Пушкину рукой подать, тем более, что четверть века тому назад Владимир Михайлович имел честь учиться в институте, который тоже располагался по указанному адресу.

Пасьянс событий благополучно сходился, совпадая почти по всем параметрам за исключением одного: Владимир Михайлович решительно не верил никаким объявлениям и обещаниям. Из всей своей достаточно долгой жизни он вывел одно неукоснительное правило: никуда не ходить, ничего не желать, все равно обманут. Кто обманет было неясно, а вот объект обмана был всегда налицо - Владимир Михайлович Гордин, редактор и переводчик, собственной персоной, прошу любить и жаловать, да только не обжуливать. Бесплатный сыр бывает только в мышеловках.

И все-таки Фома неверующий стал после услышанного объявления действовать энергически: побрился, погладил светлые джинсы и такого же цвета джинсовую рубашку, заварил погуще растворимый кофе, выпил, оделся и вышел навстречу судьбе.

Транспорт (автобус и метро) довезли его до места встречи с книжником без проблем и заблаговременно. Тлевший в глубине души испуг перед возможным терактом (взрывом на транспорте) понемногу погас и улетучился. Озадачивало только то, что несмотря на дневное время повсюду было относительно малолюдно и сумрачно. В метро, где искусственный свет, Владимир Михайлович этого, естественно, не ощущал, но поднявшись по эскалатору и выйдя к фонтанам, решил было, что что-то перепутал: небо было мрачно-серым, почти черным, тускловато горели стилизованный под старину фонари возле памятника, ветра не было, но какой-то мистический сквозняк ерошил немногие волосы на макушке путника, приподнимая их словно в фильме ужасов. Скамейки около фонтанов были пустыми, только на пятачке около памятника национальному гению прохаживалось несколько поддатых лиц типично кавказской национальности

неопределенного возраста и две-три непристроенные представительницы первой древнейшей профессии, причем, по внешнему виду давно списанные в тираж и не вышедшие на пенсию только по случаю затянувшейся перестройки, безуспешно пытались заарканить потенциальных клиентов. Брюнеты на все хитрые женские ухищрения реагировали довольно вяло, они хотели юных девочек, а принятый внутрь алкоголь, наверное, не действовал в полную силу, меняя точность и остроту зрения гигантов современного секса.

Владимир Михайлович сел на скамейку, на правый полукруг, как обычно и начал листать свой затрепанный ежедневник. Странно, что все записи в нем исчезли, как будто стертые непостижимым образом. Но он даже не успел задуматься над этим исчезновением. Знакомый книжник также пришел раньше, уже без десяти четыре, настороженно вглядываясь, он подошел и сел рядом с Гординым. В руках у него ничего не было. Всячески извинившись, он поведал Владимиру Михайловичу малозабавную историю, что обещанные книги куда-то пропали из запертой на два замка комнаты, и кроме того все доллары, лежавшие в его бумажнике, утратив природный зеленый цвет, стали чисто белыми.

Сейчас Игорь в полной растерянности скреб свою черную с проседью бородку и спрашивал совет, как лучше поступить, в какой банк обратиться с белыми банкнотами. Сумма, которую он столь неожиданно и загадочно утратил, была действительно внушительной для людей среднего достатка; к которым принадлежали или хотя бы пытались принадлежать наши герои: полторы тысячи баксов. Впрочем, у Гордина единовременно такой суммы никогда не было даже в рублевом эквиваленте, разве что до перестройки, когда у него в год выходило до пяти-шести переводных книг, что в свою очередь вызывало гнев и зависть, шум и ярость какого-нибудь бездарного Яр-Хмель-Сержантова или Ниухомнирылова.

Беседа книжников иссякла, едва начавшись. Игорь помчался искать доверчивый банк, мимоходом посетовав на ранние сумерки, резюмируя, что может быть происходит лунное или частичное солнечное затмение, о котором просто не успели СМИ сообщить. А Владимир Михайлович, расправив затекшие ноги, направился в подземный переход и через несколько минут был на хорошо знакомом месте, возле памятника Герцену, которому бир манат цена, и на который он порой в легком подпитии любил взбираться четверть века тому назад, о чем свидетельствовала даже фотография той незапамятной поры, когда они, студенты, в спецовках и касках почему-то с надписью "Госкино", рушили внутренние флигели и части зданий, фасадом выходивших на Тверской бульвар, и возводили нулевой цикл теперешнего особняка ВЛК (Высших литературных курсов).

Во дворике института было пустынно. Все двери зданий, выходившие во двор, были плотно притворены и, видимо, заперты. Единственный флигель, о котором могла идти речь в объявлении и в котором ранее располагался читальный зал институтской библиотеки, приветливо светился окнами первого этажа. Гордин неторопливо подошел к нему. Дверь флигеля сразу же распахнулась и действительно темнокожая девушка в классическом белом костюме показалась в дверном проеме.

– Мистер Гордин, не так ли?
– произнесла она с легким акцентом.
– Мы вас давно ждем.

Гордина окатило холодной волной безотчетного страха и в то же время невероятной смелости. Он собрался и как сомнамбула уверенно перешагнул порог. Девушка шла впереди, указуя путь. Почему-то пространство флигеля, известное Гордину по редким посещениям, но тем не менее вполне памятное, оказалось куда более обширным и извилистым.

Они шли в полутьме около двадцати минут, и Владимир Михайлович уже начал терять терпение и хотел остановиться и повернуть назад, рискуя оказаться невежливым или быть принятым за труса. Видимо, почувствовав это, девушка приостановилась и, повернувшись к Гордину лицом так, что он заметил флюоросциирующий значок на лацкане пиджака с резко выделявшимся зеленым крестиком в центре, сказала: