Шутка с ядом пополам
Шрифт:
— А почему вы поняли, что она не при чем?
— Как почему? Гуревич сказал, лаборантку нашу, Кристину, ее убил тот же, кто и Володю. А про Аню я выяснил все совершенно точно. Она ни на минуту не оставалась вчера одна! Она не трогала Кристину — значит, не убивала и Володю. Не считаете же вы, что это сделали два разных человека? Это было бы противоестественно.
— А разве чисто теоретически не могло быть так — Бекетова отравила жена, а Кристину убили вы? Чтобы спасти Анну Николаевну от наказания?
Панин, опешив, задумался, потом
— Теоретически… пожалуй. Правда, не очень понятно, как я завез девочку на пустырь. Не на маршрутке же!
— На машине Анны Николаевны.
— Логично. Этот вариант я не учел. Может, меня запомнил водитель маршрутки? Хотя вряд ли, меня никогда никто не помнит. Вы хотите сказать, я сегодня сглупил?
— Нет. Правда всего лучше лжи — для невиновных, конечно. По-вашему, Анна Николаевна виновата?
— Я твердо знаю, что нет. Потому что я твердо знаю — ни она, ни я вчера девочку не видели.
— Значит, для нее же выгоднее, если вы скажете всю правду, — спокойно ответил Игорь Витальевич.
— Да я почти все сказал. Я уверен, совершить самоубийство Володя не мог. Ну, не тот у него характер! Во-первых, он был… пусть не всегда ортодоксально, но достаточно верующим человеком. Во-вторых, он очень любил жизнь и никогда не падал духом. Даже в самых тяжелых ситуациях он всегда смотрел вперед, а не назад. То есть не ахал: «Вот если бы вчера я поступил так-то», а планировал, как поступит завтра. И, наконец, в-третьих, никакого ослабления интеллекта у него не наблюдалось. Наоборот — он обрел творческую молодость. Идеи так и летели! Я же сейчас разбираю его научное наследие, так там столько материала… Кстати, любопытный факт. В компьютере нет ни одного файла за последнюю неделю.
— В каком смысле? — уточнил Талызин, не слишком-то жалующий компьютер.
— Володя погиб в среду днем, а время последней редакции файлов — воскресенье. Ну, кроме предсмертной записки, разумеется.
— То есть он три дня не садился за компьютер?
— Вот уж, не верю, — твердо заявил Панин. — Даже что один день не садился, верится с трудом. Уж я-то хорошо Володю знаю! Для него компьютер — удобнейшая записная книжка, куда заносятся все интересные мысли. Пиши он на бумаге, с его неаккуратностью ничего потом не смог бы отыскать, а компьютер, конечно, удобнее.
— Так, может, у него был второй? Ноутбук?
— Был, но и там ничего нового нет. Я думаю, файлы стер убийца.
— Зачем?
— Не знаю.
— А Анна Николаевна этого сделать не могла?
— Нет, я у нее спрашивал.
— Значит, убийца стер новые файлы, — в недоумении пробормотал Игорь Витальевич.
— Вероятно. Да, вот еще! Предсмертная записка. Там нет упоминания о сыне. Даже если предположить невозможное — что Володя покончил с собой, — в предсмертном письме он бы обязательно обратился к сыну. Это точно.
— Но сын же маленький?
— Все равно. Обратился бы на будущее. Я уверен — записку писал убийца.
— И кто, по-вашему?
— А вот тут я пас.
— А вы не в курсе, Николай Павлович, когда Анна Николаевна вернулась в среду домой, дверь была заперта или нет?
— Не знаю. Я избегал говорить с нею на эти темы. Она такая чувствительная! Вот я во всем и повинился. Мне теперь сушить сухари?
— Да уж погодите пока, — усмехнулся следователь. — Застенки-то переполнены.
На этой светлой ноте они расстались. Талызин тут же позвонил Щербакову, чтобы сообщить последние новости. Начальник отдела убийств внимательно выслушал, потом заявил:
— А у нас тоже кое-что есть. Первое. Лидия Петровна Дудко в субботу утром подарила консьержке шубку с барского плеча, ставшую барыне тесной. При этом она попросила подтвердить, если кто станет спрашивать, что она в среду никуда не выходила из дому. Мотивировка была такая — муж очень ревнив, ему кто-то чего-то наплел, и, хотя она выезжала просто-напросто сделать шопинг, лучше б ему об этом не знать, а то устроит страшный скандал.
— Вообще-то я показал консьержке удостоверение, так что ей трудновато было принять меня за мужа.
— Якобы решила, ревнивый муж нанял детектива. Теперь старушка осознала свою ошибку и просит у органов прощения. Во сколько именно выезжала Дудко, она не помнит, но скорее рано, чем поздно. Второе. Машина у Дудко весьма приметная. Красный мерс. Есть свидетель, который видел красный мерс в среду днем неподалеку от дома Бекетова. Ну, как? Правда, сегодняшняя девочка утверждает, будто убийца — мужчина, но ведь это не наверняка, так?
— Так.
— Но у нас в запасе есть и мужчина, ежели дамочка не устроит, — удовлетворенно поведал Щербаков. — Некипелов Сергей Михайлович — вам такой знаком?
— Да. Его тоже видели?
— Видеть не видели, однако алиби у него тоже дутое. Сидел всю среду в институте с детишками? Как бы не так! Мои ребята сегодня утром посетили университет и выяснили: примерно полдвенадцатого он дал им контрольную работу, а сам слинял. До Бекетова езды не больше десяти минут, предсмертная записка написана в одиннадцать сорок шесть. Обратно Некипелов явился в час. Каково?
— Ваши ребята замечательно поработали. А как с соседями Бекетова? Никто ничего не видел?
— Пока, увы, пусто, но надежды не теряем. Там работы непочатый край. Что касается Петренко, библиотекарша помнит, что он пришел в читальный зал около десяти, а ушел после трех. Но, разумеется, подтвердить, что он не вставал пять часов с места, не может. Так что, с этой парочкой побеседуете вы или лучше нам?
— Пока лучше я. Все-таки я их уже знаю, мне будет легче.
Едва Талызин успел положить трубку, на кафедре появилась Марина.