Шутка Вершителей
Шрифт:
— Сейчас позову, отец, сейчас, только выпей!
Прибежала мама, услышав мой голос.
— Рокайо, оставь нас… на минуту… — попросил отец, и я вышла. Мне хотелось послушать, что он скажет матери, но в коридоре крутились Бертин и Авидея, а при них подслушивать было не правильно, и мы с детьми уселись на кухне, дожидаясь прихода бабушки.
Когда та вошла, я поняла, что что-то произошло между отцом и ею.
— Мама?
В глазах матери блестели слёзы, а ещё появилось страшное выражение пустоты и боли.
— Мамочка, что происходит? Авидея, одень
Авидея, как никогда, была очень послушна. Неужели последние события заставили её изменить своё поведение?
— Айо, всё хорошо, детка, всё нормально, — мама попыталась отговориться от меня, но я не дала ей это сделать.
— Мамочка, правду, — я подошла к ней и схватила за плечи, — хватит секретов! Они не приводят ни к чему хорошему!
— Твой отец… он…
— Говори, мама, смелее…
— Он запретил мне идти искать Миладу… Запретил…
— И куда бы ты пошла, мама?
— Во Врата… Доченька оставила мне подсказку… Я нашла это под её матрасом…
Мама достала из-за лифа свёрнутую в трубочку бумажку и отдала её мне. Я открыла её и поразилась: там была нарисована последовательность символов, которые нажал по очерёдно чужак. И стояла маленькая приписка: "второй глас Вена, третий — нельзя, ждать начала".
— Так что, Милада готовилась, и ты знала об этом?
— Айо, прости меня… прости…
— А ты собралась за ней? — мама только кивнула в ответ. — Ты сошла с ума! А как же отец? твои внуки, в конце концов! А я? Или я перестала быть твоей дочерью?
У мамы из глаз потекли слёзы.
— Ты… уже… взрослая, Айо… Справишься…
— И твоя Милада, мамочка, тоже уже взрослая! — крикнула я. — И пора ей самой научиться расхлёбывать последствия глупых поступков! В её возрасте я уже ходила беременная вторым ребёнком, мама! А ты и отец всё утираете ей сопли под носом!
От моих грубых слов лицо мамы перекосило и она заплакала.
— Отец, — потом сказала она, — он пообещал мне, что как выздоровеет… так отправиться за Миладой…
И в её глазах была вся надежда Адании.
— Ну уж нет! Она сама выбрала себе судьбу и дорогу! И я не позволю ни тебе, ни отцу, в таком преклонном возрасте бросить всё и умчаться в неизвестность! Только через мой труп!
Тут в спальне застонал отец, и я помчалась к нему, прихватив пузырёк с настоем и тряпочку для обтираний.
Мама ринулась за мной. Мои родители очень любили друг друга, и это всегда вселяло в меня чувство уверенности в собственном родном доме. У папы начался кризис.
Через неделю перевал стал полностью проходимым и проезжим, и мы ждали прибытия доктора из Стревина — центра наших Северных земель. Отец уже потихоньку вставал, но был ещё очень слаб. Мама стала ещё более тихой и незаметной. Я почти переселилась к ним, чему дети были очень рады. Комнату Милады так и не открывали. Один раз Авидея спросила у меня:
— Мама, а тётя Милада больше не вернётся?
— Я не знаю, дочь, не могу тебе сказать… А что?
— Мне нравилась у неё брошка. Она всё равно её не носила, в виде эльдвайса…
— Зачем она
— Нет, мне нужна эта… На память…
У меня защемило в груди. Сестра, отправивишись за своими чувствами, совсем забыла о тех, кто её любит дома… Авидея очень любила мою взбаломошную и невезучую на мужчин сестрицу.
На следующий день на груди у Авидеи сверкала брошка, а мама перепрятывала ключ от комнаты Милады с таким выражением на лице, что у меня затряслись руки. Я решила проверить мамочку у доктора. Мне она не нравилась, как лекарке.
Через три дня прибыл доктор. Его поселили в гостевых комнатах Общинного дома, и я поспешила к нему туда, не смогла дождаться следующего рабочего дня, когда он уже сам пришёл бы ко мне в лекарскую принимать тяжёлых пациентов.
— Рокайо Ганн? — спросил у меня доктор, когда я представилась ему в дверях. Моложавый, слегка полноватый мужчина в длинном халате на голое тело с удивлением смотрел на меня.
— Мне необходимо поговорить с Вами…
— Эйтерсс Винн, к Вашим услугам, Рокайо Ганн…
— Извините, но завтра, возможно, нам с Вами будет некогда… А этот разговор очень важен для меня…
— Входите! — он сделал шаг назад, приглашая меня в гостинную. — Так, что у Вас случилось? Это личное, так понимаю?
Я знала, о чём попрошу городского доктора, только раз в год приезжающего к нам на двадцать дней для консультации местных жителей и моего обучения новым методикам лечения. В пределах разумного, конечно. Моё образование было средним, а дар лекаря — слабым, мне никогда не достигнуть высот в этой науке, но на своём месте я должна была приносить нашему посёлку, всю зиму находящемуся в изоляции, максимум пользы.
Выслушав мой сбивчивый рассказ о слабом сердце мамы, так расстроенной из-за "отъезда" сестры с женихом, о боязни её сумасшествия, доктор усмехнулся.
— Хорошо, Рокайо. Я и сам слаб в умственных болезнях, всё больше как-то лечу хвори телесные, но диагностику провести смогу. Завтра вечером, после работы, пригласите меня к родителям на ужин. За одно, проверю лёгкие Вашего отца. Как бы не развилась чахотка…
Обрадованная, я побежала к родителям, рассказать о приходе доктора. Конечно же, маме говорить я ничего не собиралась. Всё должно было быть подано под соусом: помощь переболевшему отцу.
Там я застала слёзы Авидеи и нахмуренный лоб её дедушки.
— Что случилось?
— Бабушка, ей плохо… — Авидея посмотрела в сторону лестницы на второй этаж. Оттуда раздавался шум.
Я поспешила наверх и застала там матушку, прибивающую к двери Милады две доски крест накрест.
— А-а-а, Айо… Уже пришла? Отец не захотел… Пришлось самой… Всё сама и сама! — с улыбкой закончила мама, вбивая последний гвоздь в доску, заколачивая дверь.
— Зачем?
— Я не хочу, чтобы из комнаты хоть что-нибудь пропало, Айо… Вот, Ави понадобилась брошка… Миладочка её не любила, а завтра? Что она захочет завтра? Нет, так нельзя… Вот вернётся твоя сестра и решит, что и кому стоит отдавать или нет…