Шутник и Фейри
Шрифт:
Гоблин был очень стар и умер естественной смертью, но кто-то залез в его дом раньше нас с фейри. И зачем-то расцарапал бедняге лицо.
Честное слово, Эля затрясло так, что я опасалась, что его хватит удар, но вроде обошлось. Чего он так всполошился? Неизвестный попытался нарисовать на щеке хозяина дома какую-то фигуру, но разглядеть рисунок мне толком не удалось: сквозь человеческую оболочку в меня проникал страх моего светлого напарника. Жуткий, панический, первобытный.
Демоны такое любят. Причем, все демоны. Страх – это не «смертный грех», как жители подлунного мира окрестили основные эмоции, которыми
Эмоции Эля всегда действовали на меня по-особому, поэтому от его страха у меня чуть не снесло башку. Я едва удержалась в подлунном, лишь усилием воли не свалившись в эфир. Ну что же, с каждым разом у меня получалось все лучше, однако причину, по которой я слишком остро воспринимала эмоции светлого, я найти пока что так и не смогла.
Ничего. Успеется.
Мы убрались из дома мертвого гоблина, сдали картину и получили свой небольшой гонорар.
Вот тут-то меня и накрыло. Я поняла, что пытался изобразить неизвестный.
Если я все правильно разглядела, то на щеке несчастного старика нарисовали кошачью морду. Как во времена Песчаного Кота, которого по «счастливой случайности» казнили как Крылатого Живодера. Честное слово, когда Жоршен благодарил меня за подмену одного фейри на другого, я чуть не лопнула со смеху, пытаясь не выдать себя. Я отдавала тогда на плаху двух известных всему Городу убийц в одном лице, но Город не оценил.
К сожалению.
Вместо Песчаного Кота и Крылатого Живодера вскоре появились: Красный Мясник (вампир), Жадный Ангел (светлый эльф) и Кровавый Цербер (кобольд). Всех троих повязали, но царапины в виде кошачьей мордочки я запомнила.
Все они пытались копировать легендарного убийцу, Песчаного Кота, который официально не был пойман. Эль намекал, что тут не все так просто, даже пытался объяснить поподробней, но мне все это было не нужно.
Умер тот фейри и умер. Какая разница?
Попал либо к Высшему, либо к Падшему. Тут разница, конечно, есть, но весьма условная.
В любом случае, Геенна и Парадиз тут были ни при чем.
К.
Денег, вырученных с ограбленного покойника, хватает ровно на две недели. Хватило бы и на больше, но, внеся арендную плату за жилье, пополнив запасы огненных кристаллов и заплатив сезонный взнос в Гильдию Воров, Касси и Лиз вновь оказываются на мели.
Лиззи это явно злит. Нет, они не впервые в такой ситуации, но сегодня ежегодный праздник Гильдии, приуроченный к дню рождения ее главы, и их тощие кошельки особенно неуместны.
– Вот не мог Грош родиться чуть попозже, а? – ворчит напарница, мрачно разглядывая лавку букиниста, внутри которой Касси никого не видит. Никого, кроме хозяина – веселого старичка, искренне любящего старые книги и Лиз – свою постоянную покупательницу. Вот только после последнего дела у них не хватило денег даже на потрепанную брошюрку о «мракобесии и свете». Такие выпускались около сотни лет назад по заказу служителей Высшего. Никакой практической и достоверной информации они не содержат, но Лиз все равно. Она просто любит старые книги. Особенно про демонов. Иногда Касси очень ей завидует, смотря, как она умирает от смеха, читая очередную «Энциклопедию демонов и бесов
В подлунном мире ничего не знают о демонах. И Касси подозревает, что об ангелах тоже.
– Ну? Ты вспомнил хоть кого-нибудь? – голос Лиз заставляет Касси вздрогнуть.
– Нет, – с сожалением отвечает он.
Нет таких, кто должен им золотые. Или хотя бы серебряные. Касси знает, что в кошельке Лиз – пятнадцать медяков. У него – десять. На такую сумму ничего приличного в подарок не купить. Неприличного, впрочем, тоже.
– Плохо, – Лиз кривится. Она искоса смотрит на Касси, и он видит, что она крайне зла. Касси даже кажется, что она зла именно на него.
Он отводит взгляд, делает вид, что все нормально, а сам панически пытается вспомнить: не сделал ли он чего-то неправильного? Может, опять оставил грязную тарелку после обеда? Сегодня были вареные мучные палочки с сыром. Их приготовила Лиз, а Касси… Касси признает, что даже такое нехитрое блюдо у напарницы выходит выше всяких похвал. Иногда ему кажется, что она неправильно выбрала себе профессию. Ей нужно было быть поваром.
А не убийцей.
Касси вспоминает, что тарелку со стола он все-таки убрал. Но не помыл. И по этому поводу Лиззи злиться не должна: за пять лет совместного проживания они наладили быт и даже составили график дежурств по кухне. Сегодня готовит один, завтра – другой. Тот, кто готовит – моет посуду.
Значит, Лиз злится не по этому поводу.
Больше ничего в голову не приходит, и Касси с опаской отодвигается от напарницы. За пять лет их совместной жизни (довольно странной, если смотреть со стороны) он ни разу не ощутил на себе ее гнев. Гнев демона. Она сдерживается. Всегда, как бы Касси ее не разозлил.
Вопрос в том: где он провинился на этот раз?
– Значит, придется занимать, – заключает Лиз.
Ее взгляд становится все более мрачным с каждой секундой, и Касси не в силах понять, почему. Ее рот кривится в жуткой усмешке, глаза – яростью могут прожечь границу между подлунным и Геенной, а кулаки сжимаются так крепко, будто она жаждет кого-нибудь в лучшем случае ударить…
Касси ближе всех.
Но он совсем не хочет оказаться рядом со своей возлюбленной в тот момент, когда у нее закончится терпение.
С другой стороны – она, наконец, прикоснется к нему.
Не случайно – повернувшись во сне – а намеренно…
Касси думает о том, что он совершенно потерял гордость.
– Жаль, что я поссорилась с Артихом, – говорит Лиз. И поворачивается к Касси. Губы напарницы напоминают ему тот момент, когда они впервые встретились. Они играют – то сжимаются, то растягиваются в тщетной попытке улыбнуться… – У него должны быть деньги… поговоришь с ним, Эль?
Касси неловко кивает.
– Только без меня, – предупреждает напарница. – Я… прогуляюсь… встретимся здесь же через час, хорошо?
Странно… интонации и мимика у нее явно раздраженные, а слова… Касси решает перед разговором с Артихом зайти в каморку и проверить – он точно убрал грязную тарелку со стола?
– Хорошо, – отвечает он.
– Ну так давай! Шагай! – говорит Лиз. На ее лице стынет совершенно зверское выражение.
Касси опасливо косится на напарницу и уходит. Синее солнце светит ему прямо в лицо, слепит глаза, и Касси недовольно щурится.